– Сначала – пожар, потом эта странная смерть… А «Зидж»? Сгорел или был тем самым оригиналом, над которым потом славно потрудились в России?
– И который так неудачно испарился… – саркастически подытожил Антон.
– Одни вопросы…
– Одним словом – «Продромус»…
Но окончания фразы Шурка не услышал. Внезапный взрыв за окном оглушил его, заставив взвиться на месте и мигом кинуться на балкон. Не мешкал и Антон. Звук был настолько мощным, что в проемах клацнули двери, не говоря уже о стеклах. Оба приятеля высунулись из окон, высматривая своих детей, будто именно по их чадам могли молотить предположительно из гаубиц. Задней мыслью Антон допускал, что все может оказаться совсем наоборот…
Некоторое время назад он заметил, как на товарной тачке орсовского магазина из-за кочегарки выкатывалась ватага детей. Колесницу толкал перед собой Надюшкин воздыхатель Санька Жуков. Пыжился, краснел, но был упорен как першерон, несмотря на то, что на ней гроздями висела детвора. Из магазина вынырнул товаровед и, размахивая руками, побежал следом. Две белобрысые девчонки со сбившимися бантами проворно спрыгнули и, энергично помогая товарищу, поволокли тачку через ухабы за угол. Злой на подсобных рабочих, что оставляют технику без присмотра, товаровед погрозил им вслед кулаком, сгоряча сплюнул и пошел обратно, к заднему входу в магазин. Колесница направлялась на соседнюю стройку. Туда завезли карбид. Время для набега было самым удачным. Истомившись на полуденной жаре, рабочие попрятались на сиесту в прохладу бетонной конструкции. Улучив это долгожданную минуту, дети налетели как саранча. Облепили со всех сторон громадную ржавую бочку, уронили ее набок, подтолкнули. Бочка, елозя по ухабистому пути, перекатывалась с боку на бок степенно, как завзятая купчиха. Раскачавшись, она покатилась к тачке, издавая омерзительный скрип на кусках щебенки. Так и умыкнули.
Скоро вода в дворовом арыке зашипела, поднимая вонючий парок. Со скамеечек повскакивали старушки. Поворчали-поворчали да разошлись по домам, оставив свою дремлющую товарку. Женщина она была странная, можно сказать, полоумная. Впрочем, понимание ее личности разделило двор на два лагеря. Одни полагали, что она больна шизофренией, другие видели ее проблемы в дурном языке. Как бы то ни было, чаще эта дама находилась в состоянии тихом, задумчивом. Из-за своей хромоты получила прозвище «Рубль пять». Каждое утро чикиляла куда-то с палочкой, иногда и в выходные дни, что-то нашептывая себе под нос. Бывало, что совершенно незначительная мелочь могла вывести ее из себя, и тогда она становилась непредсказуемо страшной. Потрясала палкой перед собой, грозила чудовищными карами обидчикам. Хуже всего, что проклятия иногда сбывались. Детям было строго-настрого запрещено к ней подходить ближе, чем на пушечный выстрел. Тем не менее, их как магнитом тянуло к ней. Устроить старухе какую-нибудь каверзу казалось большим геройством. Игра стала обоюдной. По обыкновению «Рубль пять» настороженно следила за мелюзгой. Не дремала она и сейчас. Веки ее были прикрыты, но под реденькими ресничками бегал острый зрачок. Она повела носом на запах шипящего карбида, но осталась в той же неподвижной позе.
Вся ватага сгрудилась у арыка, наблюдая процесс испарений. В их головах зрел новый план пиротехнических забав. От толпы отделилась девочка, опрометью бросилась на третий этаж своей квартиры.
Надежда проскочила мимо приятелей, крутанулась как на оси, потерлась носом об отцовское плечо и полезла под кухонный стол за пустыми бутылками.
– Завяжи бантик, – окликнул ее Антон Адамович. Она торопилась. – Не вздумайте бить бутылки! – только и успел он крикнуть ей вслед.
– Больно надо, – эхом отозвалось в подъезде.
В куче отработанного за зиму угля Саня уже вырыл солидную яму и теперь стоял с лопатой. За старым бараком, расположенном во дворе четырехэтажки, укрывались юные партизанки. Надюшка запихивала в бутылку карбид. Аленка Захарова заливала его водой изо рта и ладошек. Плотно закупорив затычкой зажигательную смесь, они наскоро закопали бутыль в пепелище и залегли за горкой угольных завалов. Скрипнула калитка одного из барачных двориков. С помойным ведром вышел Мирзо Хамидов. Тут фугас и взорвался. На беседку посыпались комья пепла. Один из осколков, отрикошетив от трубы, упал возле его ног, другой метнулся в угольную яму. За горкой раздался сдавленный крик. На ватных ногах Мирзо опустился на ступеньки крыльца, на скамейке подскочила старуха с клюкой. В беседке брякнула гитара. Собравшиеся там подростки, не понимая, что произошло, разом забыли гнусавый напев дворовой песенки. Стояли, изумляясь завидной прыти старухи. Как хищная птица, она взвилась над угольной кучей и выволокла наружу перепуганную насмерть Надюшку. Аленка с Сашкой было разбежались, но, увидев, что Надька поймана за шкирку, бросились ее отстаивать. Саньке досталось по хребту клюкой. Он крякнул и попытался зайти сзади…
– Это ж Надюшка! – ахнул Захаров. Антон отмахнулся.
«Рубль пять» цепко удерживала вырывающуюся девочку костлявой рукой, одновременно окидывая двор безумным взором. Вдруг она опустила свою палку. На ее лице появилась блуждающая улыбка, словно она только что узнала нечто важное. Старуха пригнулась, заглянула в глаза Надюшки.
– Испугалась? – тихо, испытующе спросила она.
Девочка была бледна, но ответила она прямым взглядом.
– Беду-то я отвела… – доверительно сообщила безумная. Двумя перстами она коснулась Надюшкиного лба. Девочка вдруг поверила ее словам.
– Спасибо тебе.
– И тебе, милая, и тебе спаси…
Полоумного разговора Антон, конечно же, не слышал, однако видел, что, дружненько взявшись за руки, обе побрели к старухиной хибаре в конце барака.
– Сгоняю на выручку? – не понимая невозмутимости приятеля, с сомнением спросил Шурка. – Чего это она на девчонку кидается?
– Оставь. Это она на выручку кинулась.
Вернулась Надежда затемно, вместе с матерью.
– Я ее по всему двору разыскиваю. Соседи все уши прожужжали. «Ваша Надя, ваша Надя». А она знай себе чаи с юродивой гоняет. Что у вас тут произошло? Антон, может, ты мне объяснишь?
– Ничего особенного, кроме вот этого! – Антон был на редкость зол. Он положил перед девочкой гравюру, одну из тех, что показывал соседу. – Этому есть вразумительное пояснение?
Под пяткой змееносца, на самом хвостике созвездия Скорпиона, красовалась пролетарская, пятиконечная звезда. Выведена она была старательной детской рукой. Та же рука криво, но любовно заключила ее лучи в кружочек.
– Она здесь была… – выпятив пузо и не поднимая глаз, оправдалась Надежда.
– Когда? – чуть не задохнулся от возмущения Антон.
– Раньше не было. – Она в упор уставилась на отца. – Потом взялась. – Ее голос набирал обороты. – Я не знаю откуда. Я не родилась еще, а она была.
– Ладно. – Антон взял себя в руки. – На сегодня хватит. К этому еще вернемся.