Людей прибывало все больше и больше, пока в семьдесят третьем году правительство ФРГ не спохватилось. Но было уже поздно.
— Да, да, я очень хорошо помню полемику тогда, разгоревшуюся в европейских газетах, — вставил молчавший до того профессор Делох.
— Сперва прибывавшие иностранцы действительно возвращались домой, — продолжал Питер, — итальянцы и югославы. Но потом — во время правления канцлера Шмидта — было принято решение, что иностранцы могут оставаться.
Вообще надо сказать, что и Гитлер использовал иностранную рабочую силу. И не все было так однозначно — не все они были рабами, многие ехали добровольно, чтобы заработать, это между прочим. В сорок четвертом году в Германии было семь миллионов иностранных рабочих, которые потом стали перемещенными лицами. Так что опыт использования иностранной рабочей силы в Германии уже был. И вообще, это американская система — набирай как можно больше людей, которые не знают языка и местных условий, их легче обманывать и эксплуатировать задешево. А когда они приспособятся, их можно будет противопоставлять своим рабочим. Однако в один прекрасный день обнаружилось, что страна превратилась во многонациональную.
— Круто вы забираете, — усмехнулся Нил-старший, — но продолжайте, это даже интересно, особенно в части мирового заговора.
“Ревнует… точно ревнует”, — подумала Татьяна.
— А дальше — больше. Надо было придерживаться химеры так называемых прав человека, разрешили приезжать родственникам, женам, детям, — продолжил Питер. — А что касалось Турции, она, помимо всего прочего, поставляла не только рабочую силу, но и беженцев. И вот Конституция Германии стала следствием некоей временности, временности во всем: временная экономика, временное разъединение, временное законодательство… Страна жила по временным законам в ожидании объединения двух Германий. И этот Основной закон стал ублюдочным порождением этого временщичества, когда понятия о суверенитете и национальных интересах — откладывались до поры. Потом временная Конституция превратилась в постоянную и была даже официально признана государствами-гарантами. С подачи ваших иллюминатов, кстати говоря. — И тут Питер кивнул в сторону тихо сидевшей в углу Татьяны.
— Моих? — автоматически переспросила она.
— А то чьих же! — торжествующе подтвердил Питер. — И, как следствие, появился Закон о беженцах, мол, в компенсацию гитлеровских злодейств все граждане Европы имеют право искать убежища в ФРГ. Турки, заявившие себя беженцами — попали под действие немецкого законодательства. А это что? А это если человек без работы, он автоматически имеет право получать компенсацию. Если он гражданин или персона, приравненная к гражданину, — беженец, он автоматически имеет право на все социальные гарантии. А это пособия по безработице, медицинская и пенсионная страховки, льготы на квартплату, единовременная помощь на приобретение одежды и даже на культурный минимум. Им даже бесплатно выдавали телевизоры и стиральные машины… чтобы переплюнуть социальные завоевания ГДР, где были бесплатные детские сады и бесплатное образование…
— Это была борьба идеологий, — неуверенно возразил Нил-старший.
— Нет, это была часть невидимой борьбы глобалистов за окончательный передел мира, — отпарировал Питер, развивая прерванную мысль. — В пропагандистских целях беженцам создавали впечатление, что в ФРГ — царит рай. Человек только появлялся, ему сразу давали квартиру, подъемных денег двадцать тысяч марок, и он катался как сыр в масле — вот он, Запад! Постепенно об этом рае узнали везде, и сбежать туда хотели даже из Африки.
— Ну да, борьба между цивилизованным Западом и нецивилизованным Востоком, — воскликнул Нил-старший.
— Не торопитесь, дайте Питеру высказаться, — осадил Нила профессор Делох.
— К началу восьмидесятых, — излагал Питер, — в Германии на рынке труда образовалась излишняя масса рабочих. И плюс к ним — огромная масса беженцев. Власти спохватились и стали проводить границу между политическими беженцами и экономическими, но опоздали. Люди стали просто выбрасывать документы — и поди докажи, что он экономический беженец, ведь Германия — это правовое государство. Прежде чем человека выдворить — надо выяснить, кто он и откуда. В итоге в Германии скопилась уйма всякого народа, порядка пятнадцати миллионов, что у немецкого обывателя вызывает теперь самый неподдельный ужас. И когда произошло долгожданное объединение, стало ясно, что никакого национального государства создано не было. Вместо страны мононациональной получили по объединении массу каких-то алчных и агрессивных инородцев под боком.
— И зачем это нужно вашим иллюминатам и глобалистам? — не унимался Нил-старший.
— А затем чтобы сделать Германию новой землей обетованной, если арабы все же скинут иудеев в море, — вставил профессор Делох.
— Все правильно, но не торопитесь, я еще до этого дойду, — ответил Питер. — Западная Германия проповедовала и исповедовала идеи космополитизма. Как и главный их американский патрон, читай — иллюминаты и глобалисты, что суть одно и то же. Мы — мировая экономика, мы ездим везде, и т. д. и т. п. В Германии наблюдалась некая закормленность. По девизу Черчилля: если человеку не давать свободы, его надо хорошо кормить. В Германии это приобрело черты вседозволенности. Вседозволенность в консьюмеризме, в потребительстве, но политической свободы — нет. Нет национального самосознания в политике.
И вся эта неприкаянная свора иностранного народа, которая до объединения праздно шаталась по Западной Германии, после объединения хлынула на Восток. Все-таки добрые прусские традиции при Хонеккере были — это воздержанность, умеренность…
— Полностью разделяю ваше мнение о немцах, дорогой Питер, — подхватил профессор Делох, — но продолжайте и извините, что прервал вас.
— Интернационализм — он тоже был, но внутри. Он не был приложен. Потому как советские войска в ГДР сидели за проволокой в некоей самоизоляции — солдаты практически не выходили, а офицеры — сами боялись контактов.
В американской же зоне американские войска ходили, где хотели, тратили деньги, и целые районы в ФРГ жили за счет обслуживания американских военных. Это возымело свои результаты — проникновение образа жизни… Пепси-кола, рок-н-ролл и прочее… И обратите внимание, все эти германские кандидаты в государственные лидеры перед своими выборами едут теперь в Вашингтон, где с ними разговаривают, проводят инструктаж и так далее. А после выборов эти счастливцы, которых уже избрали, они снова едут представляться в Вашингтон… И если в экономическом плане они и имеют еще какое-то подобие самостоятельности, то в политическом — его нет и в помине. Вот к примеру вся эта метаморфоза с ультралевыми и зелеными, которые все время кричали — “распустить армию”, “солдаты — это убийцы” и так далее, а надо стало США, пардон, я все время оговариваюсь и говорю США, когда надо говорить — иллюминаты, так вот, как понадобилось иллюминатам — и они беспрецедентно подписали закон и впервые после сорок пятого года послали свои немецкие войска за рубеж страны. И те, кто подписывал — это все были левые — левее коммунистов. Это типичная американская политика, то есть политика ваших, — и Питер снова посмотрел в сторону Татьяны, — ваших иллюминатов — хочешь иметь верного раба, возьми бывшего революционера и подкупи его. Он будет стараться вернее любого консерватора, потому как предал. Так оно и получилось.