На антресолях сыскалась широкая и приземистая пластмассовая бутыль, в которой хозяйка хранила какой-то порошок. Порошок пришлось высыпать, а у бутыли отрезать верхнюю часть с горлышком – во-первых, чтобы стоймя влезла в морозильник, во-вторых, чтобы можно было запихать в нее начинку.
Лада возвратилась на диван и минут сорок пролежала в шаванасане, медитируя на потолок и дыша по системе. Заглянула в морозилку. Поверху, на дне и на стенках бутыли образовалась толстая корка льда, лишь в самом центре остался незамерзший объем, примерно с кулачок. Лада ножом сколола лед сверху, слила воду, примерилась. В самый раз. Пора.
Она аккуратно вставила гранату в образовавшуюся ямку, оставив над поверхностью шпенек с кольцом, долила холодной воды из чашки. Теперь остается только ждать, чтобы схватилось покрепче.
Поспать, конечно, не получилось. Не вышло и почитать. Вместо букв перед глазами проплывали рифленые бока железного плода, граната по прозвищу «лимон». Ну все, все… Думать о другом, о постороннем…
Начнет оттаивать, затечет водичка в зазор, подмочит там внутри что-нибудь важное – и вместо большого бэмса придет большой шухер. Ну в корпусе-то зазоры вряд ли будут, а вот на шпеньке… Надо бы обмотать чем-нибудь непромокаемым. Презервативом? Или парой, один в другой. Прихватила упаковочку из Москвы, так, без особой цели, сама, честно говоря, не знала зачем… Даже смешно – пальцев на руках хватит, чтобы пересчитать, сколько раз испытывалась надобность в этом зело важном для народа изобретении. Несколько раз с Павлом, в последнюю их неделю, такую светлую и грустную, поскольку оба знали, что теряют друг друга навеки. Три раза с Ванечкой – из них два раза в первую безумную ночь. Порывался-то он много раз, но ничего у бедняжки не получалось. Водочка под «даунеры» – афродизиак скверный. Потом и порываться перестал. Ну и еще этот козел, Елкин муж, как его, Воронов. Вот, собственно, и вся «моя половая жизнь в искусстве»…
Оп-па! Таня даже легонько вскрикнула, только сейчас сообразив, что ведь после чудесного своего возвращения из нижнего мира ни разу ни с кем не переспала. Два с половиной года истинно монашеского целомудрия. Грешница, конечно, но уж никак не блудница. Да и зачем, собственно? Потому что все так делают? А не плевать ли на всех с высокой колокольни?! Все вон устроены чисто по Фрейду, сплошное либидо вперемежку с суперэго. Жжение в трусиках плюс внутренний мент: туда не сметь, этого не хотеть. Шаг влево, шаг вправо будет расцениваться… Молот и наковальня, два жернова… Если бы не наблюдения за другими, никогда бы не поверила, что так бывает. Для нее лично ни того ни другого просто не существует. Всякое там либидозное томление, если и было, сломалось безвозвратно тогда, в хозяйской спаленке поселка Солнечное, в первую брачную ночь… Дальше были просто уступки любимому, а после Павла – и вовсе забавы, эксперименты по части избывания тоски. Тоска ушла, ушли и постельные утехи… Секс, если вдуматься, – самая завышенная величина на шкале человеческих ценностей. Один голый человек лежит на другом голом человеке, оба пыхтят, потеют, стонут, причиняют друг другу массу неудобств. Трение, жар, немного смазки. Поршень гуляет в цилиндре. Туда-сюда, туда-сюда, чух-чух, наш паровоз, вперед лети, в ложбине остановка… Ка-айф! Нетушки, спасибо. Есть и другие источники наслаждения – от доброй пробежки свежим утром до рюмочки холодной водки под молочного поросеночка… Не говоря уже о наслаждении риском, преодолением, трудной победой… Ведь если разобраться, единственный в жизни постельный интим, оставивший приятное чувство, имел место в гостинице, с Анджелкой. Не из-за рисковой ли ситуации? Потом-то было совсем неинтересно… А вы, мадам, часом не извращенка, коли добрый старый трах-бабах вам не экстазней клизмы, а самые взлетные эротические переживания возникают у вас в тех ситуациях, где нормальному человеку впору обосраться со страху? Причем ситуации эти вы успешно создаете сами. Взять хотя бы нынешний «танец девушки с гранатой». А ведь самое стремное еще впереди – несколько минут чистого оргазма. Или нечистого?..
Должно быть, все же задремала, потому что следующим ощущением был свет, ударивший в глаза. Яркий утренний лучик стрелял сквозь щелочку между оконными занавесками. Будильник показывал без пяти шесть. За дело.
Натянув нитяные перчатки, чтоб не прилипла кожа к смерзшемуся металлу, отворила дверцу холодильника, взялась за кольцо…
Стой, дура! А если рванет? Вынеси во двор, на помойку! Там дернешь – и ныряй за самый большой бак.
Ага, на глазах у дворников, у мирных жителей, только-только разлепивших похмельные очи после вчерашнего.
Тогда так: сначала одеться, собрать все необходимое, вынести на площадку. Сдернуть кольцо – и бежать туда же. Если рванет – сразу на балкон, который за лифтами, оттуда на лестницу. Хорошо, что в этих домах, как их там, сто тридцать седьмой серии, лифты и квартиры по одну сторону, а лестница по другую, и никто туда не суется. Тихо спуститься и раствориться в тумане. На шоссе хватать мотор и на вокзал до утра. Если не рванет – быстро обратно, натянуть изделие куда хотела, ниткой перевязать… А дальше по плану.
Подготовила все необходимое, разложила поближе к холодильнику. Прощальным взглядом посмотрела в окно, на безмятежное майское утро… Дернула за кольцо. Оно на удивление легко отделилось вместе с какой-то длинной железякой.
Лада на мгновение замерла.
Беги же, идиотка. Сейчас разорвется!
Лада рванула в прихожую, подхватила сумку, захлопнула дверь и привалилась к бетонной стене. Сердце стучало где-то в ушах. Сдавило грудь. Дыхание стало непосильным трудом. Лада – нет, Таня, какая к черту Лада! – перестала дышать. Сил не было.
Тишина.
Ключом в замок попала с третьего раза. Руки дрожали, как у артиста Лебедева в том спектакле, где он еще вместо рукавов их в штанины продергивает. Ничего не соображая, как сомнамбула вплыла в квартиру, на кухню, к холодильнику, заглянула в обрезанную банку, в толщу голубоватого прозрачного льда. Чека словно примерзла. А собственно, почему «словно»? Действительно примерзла. Точными движениями Лада натянула на торчащий шпенек презерватив, потом второй, крепко перетянула ниткой, закрыла дверцу. Села, закурила.
И пошел отток адреналина. Голова стала легкая, как шарик на ниточке, перед глазами все закружилось, заплясало. Таня глупо хихикнула и без чувств повалилась на пол.
Очнулась от тошнотворного запаха горелого пластика. Сигарета прожгла в линолеуме основательную дыру, прямо перед носом. Придется неведомой хозяйке оставить рубликов сто за причиненные убытки. А самой подниматься поскорее. Зачем валяться на полу, когда есть диван? Лечь и постараться поспать. Теперь уже все будет хорошо…
К десяти часам предпоследние следы пребывания в этой квартире Лады Чарусовой были ликвидированы. Последние оставались в прихожей, в виде чемоданчика со всяким относительно безликим барахлом, спортивной сумки с вещами нужными и черной авоськи, в которой находился лишь один предмет, завернутый в махровое полотенце. Ну и, собственно, сама Лада.
Марина была точна. Не опоздал и Серега. Всячески выделывался перед Мариночкой, косил под жизнерадостного дебила, отъезжающего с телками на пленэр. Станиславский бы не поверил, и Марк Бернес плюса не поставил. Но для Марины Валерьяновны сойдет, тем более той сейчас и вовсе не до чего. Самой бы с катушек не брякнуться, от чувств-с.