Правда, восемь были проданы и перешли к новым владельцам — тут ничего не поделаешь, — но три и по сей день находятся у тех же тренеров, и, может быть, устройся вы на работу в одну из этих конюшен, что-то удастся выяснить.
— Что ж, — согласился я, — ладно. Попробую попытать счастья у этих трех тренеров — может, кто-то меня и возьмет. Но ведь след-то уже давно остыл... и «джокер» номер двенадцать может появиться совсем в другой конюшне. Кстати, в Хейдоке на этой неделе ничего интересного не было?
— Нет. Мы взяли слюну у всех лошадей перед началом облегченного стипль-чеза, но все было нормально, фаворит пришел первым, и делать анализ проб мы не стали. Но теперь вы выяснили, что эти пять ипподромов были выбраны не случайно, и мы усилим контроль именно там. Особенно если среди участников окажется кто-то из наших одиннадцати лошадей.
— Это легко проверить по календарю скачек. Но пока ни одной из лошадей допинг дважды не давали, едва ли они изменят этому правилу.
— Кстати, — вспомнил он, когда мы стали прощаться, — ветеринары считают, что всякие стрелки, пульки и тому подобные «летающие снаряды» в наших случаях не применялись. Правда, на сто процентов они не уверены — тщательный осмотр кожи лошадей тогда не проводился. Но если появится двенадцатая лошадь, каждый сантиметр ее тела будет проверен — это я вам обещаю.
— Прекрасно.
Мы улыбнулись и разошлись в разные стороны. Он мне нравился. Богатое воображение, чувство юмора — все при нем, поэтому исключительная сила личности, свойственная самому высокому начальству, не лишала его обаяния. Да, сильный человек. Сильный духом, крепкий телом, знает, чего хочет. Такой человек, не получи он графский титул по наследству, мог бы выбиться в графы сам.
В этот вечер и на следующее утро Искрометному пришлось обойтись без обычного ведра воды. Шофер фургона, идущего в Лестер, вез с собой полный карман трудовых денег конюхов — они велели ему ставить на Искрометного, — и я чувствовал себя предателем.
* * *
* * *
* * *
Я протиснулся к барьеру паддока, где показывают лошадей — поближе посмотреть на участников первого заезда. По справочникам мне были известны фамилии очень многих тренеров, однако в лицо я не знал почти никого. И сейчас, когда они в нескольких шагах от меня мирно болтали со своими жокеями, я попробовал интереса ради определить, кто из них есть кто. В первом заезде скакали лошади семи тренеров: Суэна, Кандела, Биби, Казалета, Хамбера... Хамбера? Что-то я о Хамбере такое слышал? Нет, не помню. Наверное, ерунда какая-нибудь.
Лошадь Хамбера с виду — самая неухоженная, да и конюх, что вел ее, хорош — сапоги нечищены, плащ грязный, а на лице написано — плевал я на все. Когда жокей снял пальто, оказалось, что камзол его пестрит пятнами грязи с прошлого выезда. А вот и тренер — человек, который не следит за внешним видом своих людей, не дорожит репутацией своей конюшни. Это был большой, угрюмого вида мужчина, он стоял, опираясь на толстую трость с набалдашником.
Во время заезда на трибуне рядом со мной случайно оказался конюх Хамбера.
— Ну что, шансы есть? — праздно поинтересовался я.
— Какие шансы? — Он презрительно скривил губы. — Это же кляча, каких мало. Чертова дохлятина, уже в печенках у меня сидит — столько сил на нее угробил...
Ясно. Но еще одна твоя лошадь... Та-то, наверное, лучше? — негромко произнес я, глядя, как шеренгу лошадей выравнивают для старта.
— Еще одна? — Он безрадостно засмеялся. — А еще три не хочешь? Все, я в этой душегубке наработался — баста! В конце недели отваливаю, пусть подавятся своими большими деньгами!
Я вдруг вспомнил, что слышал о Хамбере. В Бристоле в общежитии рассказывал паренек — для конюхов худшее место в стране. Их там морят голодом, гоняют почем зря, и идут туда только те, кого к другим конюшням и близко не подпустят.
— А что там за большие деньги-то? — спросил я.
— Хамбер платит не одиннадцать фунтов в неделю, как все, а шестнадцать, — объяснил он, — но за эту подачку дерет с тебя три шкуры. Нет, хорошего понемножку! Поездил он на мне — и хватит. Сматываю удочки.
Начался заезд, и мы смолкли. Лошадь Хамбера пришла к финишу последней, и конюх тут же исчез — надо ее расседлывать, будь она неладна.
Я усмехнулся, тоже пошел вниз и тут же забыл о конюхе, потому что у нижней ступеньки, ожидая кого-то, стоял подозрительного вида усатый тип. Где я его видел? Во время моей «гастроли» в баре, на танцах в Челтенхэме, вот где.
Я спокойно прошел мимо и остановился у барьера — кто там скачет в следующем заезде? — и он незаметно последовал за мной. Потом стал рядом и, не отводя глаз от лошади по ту сторону барьера, сказал:
— Я слышал, что у тебя туговато с деньгами?
— Было. — Я оглядел его снизу доверху. — А сегодня, считай, полный порядок.
Он быстро взглянул на меня.
— Вон оно что. Ты так уверен в Искрометном?
— Угу. — Я самодовольно, многозначительно осклабился. — Уверен. — Кто-то ему любезно подсказал, какая лошадь — моя. Стало быть, он наводил обо мне справки. Что ж, едва ли он узнал много хорошего.
Он хмыкнул. Примерно минута прошла в молчании. Потом он небрежно спросил:
— А ты никогда не подумывал сменить работу? Перейти в другую конюшню?
— Подумывал, — пожав плечами, признался я. — Кто же об этом не думает?
— Для хорошего конюха работа всегда найдется, — заметил он. — А ты, я слышал, конюшенное дело знаешь как свои пять пальцев. С рекомендацией от Инскипа тебя возьмут куда угодно — только скажи, что согласен ждать места.
— Какого места? — спросил я. Но он не торопился. Прошла еще минута, прежде чем он произнес:
— Работа в некоторых конюшнях может быть... как бы сказать... очень прибыльной.
— Это как же?
— Да просто. — Он сдержанно кашлянул. — Будешь делать то же, что и все конюхи, плюс кое-что еще.
— Например?
— Ну, так... разное... — туманно протянул он. — Когда что. Все полезное для человека, который будет повышать твой доход.
— А кто этот человек?
— Считай, что я — его агент. Годится? Вот его условия: постоянно получаешь пятерку в неделю за сведения о результатах резвых работ и тому подобное, кроме того, премиальные за спецзадания, ну, более рискованного характера, что ли.
— Условия вроде ничего, — медленно ответил я, прикусив нижнюю губу. — А разве нельзя этого делать у Инскипа?
— Инскип не подходит, — возразил он. — У него все лошади скачут на выигрыш. В конюшнях такого типа нам постоянные люди не нужны. Но в двух интересующих нас конюшнях наших людей сейчас нет, и ты пригодился бы в любой из них.
Он назвал имена двух ведущих тренеров. Никого из трех, к которым я собирался проситься на работу. Надо решать, что полезнее — стать членом, как я понимаю, разветвленной, хорошо организованной разведывательной сети либо идти в конюхи к лошади, которой когда-то дали допинг, и одному Богу известно, дадут ли впредь.