— А когда ты сюда пришел, Мики уже был здесь? — спросил я.
— С самого начала, — ответил Джерри. Значит, Мики находится у Хамбера как минимум два с половиной месяца. Больше ни о чем спрашивать Джерри я не стал, он взял в руки свой комикс и снова принялся безмятежно рассматривать цветные картинки. Он листал страницы и счастливо улыбался. Бог обделил его, но Джерри едва ли страдал от этого. Сердце у него было доброе, а вещи, смысла которых он не понимал, едва ли могли причинять ему боль.
Контора Хамбера производила неприятное, отталкивающее впечатление и этим была похожа на своего хозяина. Показной роскошью его машины здесь и не пахло.
Около окна стоял стол, и когда Хамбер сидел за ним, весь двор был перед ним как на ладони. Все ящики были не заперты, и их содержимое (канцелярская мелочь, налоговые таблицы, еще какая-то ерунда) я охватил одним взглядом. На самом столе тоже ничего интересного: телефон, настольная, по типу чертежной, лампа, стаканчик с карандашами и ручками, пресс-папье из зеленого стекла размером с бильярдный шар.
Кроме стола, в комнате находился большой, до самого потолка, платяной шкаф, в котором я обнаружил лишь каталоги и несколько жокейских костюмов, — другими словами, он был пуст. Вдоль стен стояли три картотечных шкафчика, два кожаных кресла и прямой деревянный стул с кожаным сиденьем. Я выдвинул незапертые ящики картотечных шкафчиков и быстро просмотрел их содержимое. Там хранились календари скачек, старые счета, квитанции, газетные вырезки, фотографии, сведения о тренируемых лошадях и их форме, письма от владельцев, записи расходов на фураж и снаряжение. Все это можно найти в конторе любого тренера.
Я взял со стола карандаши, вытащил из ящика лист бумаги и занялся текущими счетами. На каждую из семнадцати скаковых лошадей у Хамбера была заведена голубая папка с твердой обложкой. Там фиксировались все крупные и мелкие расходы, связанные с их содержанием и тренировкой. Я переписал их клички — кое-какие были мне известны, даты появления в конюшне, а также фамилии владельцев. Некоторые лошади провели здесь годы, но три поступили всего три месяца назад — на них и надо обратить внимание. Ведь из всех лошадей, получивших «поддержку» ни одна не провела у Хамбера больше четырех месяцев.
Вот их клички: Чин-Чин, Кандерстег и Метеорит. Первая принадлежала самому Хамберу, две другие — Эдамсу.
Я положил бухгалтерские книги на место и взглянул на часы. Могу пробыть здесь еще минут пятнадцать, не больше. Положив карандаш на стол, я сложил лист со списком лошадей и засунул его в свой пояс. Кармашки пояса постепенно наполнялись пятерками — тратиться мне было не на что, но, как и раньше, он плотно лежал на бедрах и был совершенно не заметен. Я следил за тем, чтобы про пояс не узнал никто: меня бы в два счета ограбили.
Я быстро обшарил ящики с газетными вырезками и фотографиями, но ничего, связанного с одиннадцатью лошадьми, не нашел. Осмотр календаря скачек дал хоть какой-то результат: против Супермена в списках участников облегченного стипль-чеза на День благодарения стоял крестик.
Но ближайший по календарю стипль-чез в Седжфилде никак помечен не был.
Счастье улыбнулось мне, когда я рылся в ящике с квитанциями. На самом дне его лежала еще одна голубая папка, и в ней я нашел всех своих одиннадцать знакомцев — на каждую лошадь было отведено по две страницы.
Здесь были данные еще на девять лошадей, которым по разным причинам не удалось прийти к финишу первыми. Среди них — Супермен и Выпускник.
На левой странице разворота шла подробная «биография» лошади, на правой — все о заезде, в котором ей удалось победить благодаря помощи свыше. Внизу стояли суммы — видимо, выигрыши Хамбера. Каждый раз они составляли тысячи. На странице Супермена я прочитал: «Убыток: триста Фунтов». Правая страница разворота, посвященного Выпускнику, была почти пуста. На ней стояло всего одно слово: «Уничтожен».
Каждую страницу перечеркивала диагональная линия, за исключением разворота, отведенного для лошади по кличке Шестиствольный. Хамбер подготовил также новую пару двойных страниц, для Кандерстега и Метеорита. Во всех трех случаях левые страницы он заполнил, правые были пустыми.
Я захлопнул папку и сунул ее на место. Оставаться здесь дальше было опасно. Я еще раз огляделся, убедился, что все в комнате на своих местах, и незаметно выскользнул за дверь. Потом пошел на кухню — а вдруг свершилось чудо и мне оставили хоть крошку от обеда? Увы, чуда не свершилось.
На следующее утро Мики исчез из конюшни, но Касс объяснил Джерри: Джуд отвез лошадь к другу Хамбера на побережье, чтобы она могла поплескаться в морской воде — ей надо укрепить ноги. Вечером ее привезут обратно. Наступил вечер, но Мики не появлялся.
В среду Хамбер снова уехал на скачки, и я снова решил пожертвовать обедом — очень хотелось заглянуть в его дом. Проникнуть внутрь оказалось просто — через открытую вентиляционную трубу, но ничего интересного я в доме не обнаружил.
Весь четверг я не находил себе места: Мики еще не привезли с побережья. В общем, с виду все вполне логично. От конюшни до моря всего двадцать километров, вряд ли найдется тренер, который не воспользуется такой возможностью. Морская вода очень полезна для ног лошадей. И все же... что-то ведь происходило с лошадьми в конюшне Хамбера, и это «что-то» позволяло впоследствии давать им допинг... Я терзался и мучался: вдруг Мики обрабатывают сейчас, в эту самую минуту, а я сижу здесь и теряю, может быть, единственный шанс докопаться до истины?
Из бухгалтерских книг я узнал, что Эдамсу в конюшне принадлежат четыре скаковые лошади плюс две охотничьи. Ни одна его скаковая лошадь не называлась здесь своей настоящей кличкой. Стало быть, Мики вполне мог оказаться любым из этой четверки... Например, Кандерстегом или Метеоритом. Скорее всего, так оно и есть, и беднягу ждет участь Супермена. Не удивительно, что я потерял покой.
В пятницу одна лошадь должна была скакать в Хейдоке, и утром ее повезли туда в фургоне, взятом напрокат, а фургон Джуда и Хамбера оставался во дворе до самого обеда. Это само по себе было странным, и я на всякий случай засек показания спидометра.
Джуд увез фургон, когда мы сидели в кухне и давились набившей оскомину бурдой. После обеда всех послали в конец трассы для галопа — поставить На место дерн, выбитый копытами из мягкой почвы за неделю активных тренировок. Когда к четырем часам мы вернулись, Мики уже стоял в своем деннике.
Я тут же залез в кабину фургона и еще раз посмотрел на спидометр. Машина прошла ровно двадцать семь километров. Стало быть, побережье здесь ни при чем.
Разделавшись с двумя скакунами, я взял щетку и вилы, вышел во двор и увидел, что у двери в деннике Мики стоит Джерри, а по щекам его текут слезы.
— Что случилось? — спросил я и прислонил к стене свои орудия труда.
— Мики... укусил меня, — просопел Джерри.
Бедняга весь трясся от боли и страха.
— Ну-ка покажи.