— Меня зовут Вика, Вика Травникова. Я надеюсь пройти у вас хорошую школу молодого журналиста.
Ух, какие глазищи. Не утонуть бы.
— Ну этого я не обещаю, — ответил я ей. — Тут все от тебя самой зависит. Но в целом, если хочешь быть журналистом, будь им. Эти товарищи, я так понимаю, ими быть не хотят? По крайней мере, здесь. — И я кивнул подбородком в сторону все еще сидящей троицы. — Ну я так думаю, что и леший с ними, да, Вика?
Девушка захлопала глазами, не понимая, что от нее хотят. Молодая еще, не научилась пока читать интонации и подыгрывать. Троица все-таки встала, один из них, высокий холеный блондин с рыбьими глазами, сказал:
— Вы уверены, что мы не хотим быть журналистами? На основании чего?
— Разве я сказал, что они не хотят вообще быть журналистами, а, Вика?
Вика кивнула, впрочем, все равно пока не понимая, что именно и зачем я делаю.
— Я сказал, что вы не хотите ими быть здесь, — выделил я интонационно последнее слово. — И, если честно, раз вы ими здесь быть не хотите, то давайте-ка, ребята, валите отсюда на выход, не забудьте только пропуска сдать.
— Такого мы не говорили, — заметил второй из троицы, толстячок с забавным чубчиком на большой круглой голове.
— Да? А разве всегда надо говорить? — взяв тон чуть повыше, сообщил ему я.
Троица напряглась, это было видно. «Погодите, милые, то ли еще будет», — позлорадствовал я.
А вы как думали? «Любишь свое чадо — круши ему ребра», — говаривал мой папаша в моем детстве и юности и частенько претворял это выражение в жизнь. Не в буквальном смысле, конечно… Хотя с десяток раз и ремня перепало. Но зато и человеком вырос. Ну более-менее. А этих надо сразу строить, жалеть нельзя. Иначе их потом с шеи не снимешь, и они вообще страх потеряют. Поэтому сейчас я им хребет ломать буду, со всем старанием и прилежанием. Да и всегда по жизни надо себя ставить сразу. Сразу не поставишь — потом авторитета не будет. На край — выгоню этого, с рыбьими глазами, уж больно он мне не понравился. А вот девчушка так неплохая вроде, лобик высокий, ведет себя правильно и глаза умные. И до чего ж глубокие…
— Мы сейчас даже не говорим о том, что вы проигнорировали меня как вашего руководителя. Но в любом случае в кабинет вошел человек, сотрудник издания, в котором вы будете работать, и вы трое не потрудились даже оторвать зады от стульев и поприветствовать его.
— Мы не знали, что именно вы — наш руководитель, — попытался защититься рыбоглазый. — А всех приветствовать…
— Язык отвалится? Или ноги вывалятся? — перебил я его. — Как же ты работать с людьми собираешься, убогий? Ты — журналист. Твое профессиональное орудие — язык, внешний вид и манеры. И уже только потом умение слова в предложение складывать. Ты на меня, своего руководителя, уже отвратительное впечатление произвел, и я теперь не представляю, как ты с людьми работать будешь. Все, пошел вон отсюда, ты мне тут не нужен.
Врать не стану — эти четверо, ну или как минимум трое, ожидали чего угодно, только не такого начала. Видимо, хотели мне сообщить, что они со своими красными дипломами и знаками отличия оказали мне несусветную честь, согласившись работать в подобном кефирном издании. Но вот к тому, что их погонят отсюда пинками, они были не готовы.
— Чего встал? — взял я еще на пол-октавы выше. — Вали, я сказал. Пропуск сдать не забудь.
— Вообще-то не вы меня нанимали, — пробормотал Рыбий Глаз.
— Даже так? Хорошо. — К такому повороту событий я был готов. Валяева я сегодня слышал, пообщаемся с Зиминым. Надеюсь, он меня сразу не пошлет.
— Але, Максим? Это Киф Харитонов. Тут эти выпускники, что вы мне прислали, в бочку полезли, дерзят, и вообще, если честно, это не журналисты, а шлак, пустая порода. Ну кроме одной девочки. Я их в дверь выпихиваю, а они мне в ответ сообщают, что мой номер шестнадцать и не я их нанимал. Подтвердите мои полномочия по громкой связи, будьте любезны.
Я включил динамик, и из него громыхнул голос Зимина:
— Вы что, совсем страх потеряли? Всем вам, насколько я знаю, было четко объяснено, в чье распоряжение вы поступаете. Почему я должен тратить на вас свое время? Все, уволены! К чертовой бабушке! И кадровиков сейчас всех поувольняю!
Я быстренько отключил динамик и сказал в трубку:
— Благодарю.
— Строите их? Правильно. Молодые — они наглые, сам таким был. Как я выдал, а?
— Есть такое, — сказал я, кидая кровожадный взгляд на окончательно побледневшую троицу. Надеюсь, в обморок никто не упадет.
— А красиво вы вчера Гедрона развели, — сказал мне Зимин. — Смотрел сегодня запись — получил удовольствие. Ну все, отбой.
Стало быть, все мои похождения записываются. Запомним.
— Так, больше вопросов нет? — спросил я у Рыбьего Глаза и стал подталкивать его к двери. — Свободен. На выход. Давай, до свидания.
И повернувшись спиной к нему, уставился на остальных двух, стараясь не моргать. Те стояли, тоже не моргали, хотя и по другой причине. По-моему, они даже не дышали.
— Ну у вас какие ко мне претензии? Или вопросы?
— Вопросов нет, все ясненько, — бодро сказал третий, невысокий живчик со здоровенным носом.
— А раз ясненько, то что вы должны сделать?
Мозги этих бедолаг заскрипели с адской силой. Они гадали, что же именно нужно сделать? Ну чтобы не ошибиться.
— Имена свои назовите, — тихонько подсказала Вика.
Определенно молодец. Без дураков.
— Дмитрий Самошников, — отрекомендовался тот, что с чубчиком.
— Вадим Юшков, — представился носатый.
— Стройников, Геннадий, — раздалось от двери.
— Геннадий, идите вон, — сообщил я Рыбьему Глазу. — Сказано же.
— Я все понял, — пробурчал тот. — Осознал.
— Ладно, — смилостивился я. — Но еще один закидон — и я сделаю так, что тебя даже в рыночный листок не возьмут. Ко всем, кстати, относится.
Все, бунт был подавлен, и следовало сразу загрузить товарищей работой. Как говаривал мой сержант: «Если солдат больше трех минут ничего не делает, он начинает думать. А это ни мне, ни армии, ни ему самому не надо».
— Значит, так. Еще раз запоминаем — здесь все решаю я. Я готов выслушать ваше мнение, но мое слово — закон. Если меня нет, то это право переходит к моему заместителю.
— А кто заместитель? — спросил носатый.
— Вот она. — Я показал пальцем на Вику. — По крайней мере, пока.
— Я? — По лицу Вики пробежала целая гамма чувств — от удивления до радости и снова до удивления. — Почему я?
— По ряду причин. Вы показали себя пока лучше других, вы лучше соображаете, по крайней мере, быстрее, и потом я точно знаю, что в ряде вопросов женщины скрупулезней и обязательней мужчин. Я часто буду отсутствовать, и вам придется меня заменять и выполнять мои указания. Я хочу, чтобы их выполняли безукоризненно. Плюс вы вряд ли забухаете.