Пастух вошел в Спасские ворота и потопал по брусчатке Ивановской площади к корпусу номер четырнадцать, где располагались президентская администрация и лично Наставник, бывший не то правой, не то левой рукой Президента, а уж тот, судя по дверным табличкам в коридорах четвертого этажа, был многорук, как индийский бог Шива.
Секретарь Наставника, девушка без возраста и особых примет, улыбнулась Пастуху и сказала ласково:
— По вам можно часы сверять.
И тут же настенные часы в приемной скрипнули, поскрежетали чем-то внутри и начали отбивать полдень.
Пастух открыл обитую кожей дверь, вошел в кабинет, и Наставник, стоящий под портретом Президента у гигантского письменного стола, привычно повторил банальность про сверку часов.
Ну не умел опаздывать Пастух, войны его многочисленные тому научили — не выбить.
— Сядь, — сказал Наставник, — есть дело…
— В долгую? — спросил Пастух.
— В короткую, — ответил Наставник. — Неделя от силы. Завтра утром улетишь во Владивосток, переночуешь, утром в порту встретишь теплоход из Токио, он прибывает во Владик в час дня, ну, с каким-то опозданием, естественно. Встретишь одну пассажирку, не исключено — с большим багажом. Это ее фотки…
Пастух перебрал тонкую стопку цветных фотографий. На них смеялась, грустила, думала о чем-то, дразнилась очень пожилая, полная, явно невысокая и на первый взгляд весьма обаятельная женщина.
— Запомни ее, — сказал Наставник. — Фотки я заберу.
— Запомнил, — сказал Пастух. — И что дальше?
— Вот тебе два билета на поезд «Россия». Из Владивостока в Москву. Отправление в пятнадцать тридцать. Двухместное купе «люкс» с питанием, но за денежки, естественно…
— Это как? — перебил Пастух.
— Это значит, что можно всю дорогу не выходить из купе. Разве что в сортир. Но он тоже в купе.
— Двухместное — это, значит, я плюс тетенька с фотки?
— Умница, угадал. А теперь спроси: что это за тетенька и почему ты, такой крутой и всемогущий, назначен сопровождать сильно пожилую тетеньку в режиме increased risk? — И, не дожидаясь вопроса, объяснил: — А потому что эта бабуся, хоть ты умри, должна прибыть в Москву целой, невредимой, здоровой и, по возможности, веселой и всем довольной.
— Я человек невеселый, вы знаете, — сказал Пастух.
Ему очень не нравилась предстоящая миссия. Он никогда никого никуда не сопровождал, не опекал, не развлекал, не охранял, тем более — «сильно пожилую тетеньку» с багажом плюс, судя по всему, режим повышенной опасности.
— Зато она, говорят, веселая, — сказал Наставник, — за шесть суток обхохочешься. Если, конечно, никаких ЧП…
— А какие могут быть ЧП? Туалет засорился? Обед из ресторана холодный принесли?
— Эту ученую даму, Пастух, хотели бы заполучить как минимум три великих державы. Япония, из которой она отбывает. Соединенные, как положено, штаты Америки, которые за последние пять лет делали ей и ее мужу, ныне, к несчастью, покойному, такие предложения, что трудно отказаться. Ну и мы, то есть Академия наук, естественно, в эту дверку тоже исстучались. А они от всего отказывались…
— Патриоты Японии?
— Дурак ты, Пастух. Они русские. Из детишек, немцами угнанных с родителями где-то в начале сорок второго. Как они в войну жили? Сначала в концлагерях, в разных. Если глагол «жили» уместен… Скорее — выживали. Вопреки всему… Потом наша армия начала активное наступление, и в начале сорок пятого фашисты погнали обитателей концлагерей на запад. Ну и наши герои шли. Где-то с кем-то — он, где-то — она… Разница между ними — два года. Ему в сорок пятом было одиннадцать, ей — девять. Родителей ни у него, ни у нее уже не было в живых… Потом его кто-то усыновил, еще потом — ее кто-то удочерил. Немецкие семьи. Случалось так в сорок пятом. Чувство вины, что ли, вдруг проснувшееся… И с ними случилось, повезло… А потом выросли в новых семьях, уже в Западной Германии, поступили в Гейдельбергский университет на факультет физики, однажды познакомились друг с другом, ну и… Короче, полвека с лишком вместе. Вместе жили, вместе работали. А теперь она одна осталась. Муж ее год назад умер, кремирован, вот она и хочет захоронить его прах в России, в Москве, да еще и на Новодевичьем. Не слабо, а? Плюс она готова один год жить и работать здесь, в Москве. Пока — один. А может, и больше, если приживется, приработается, это уж как фишка ляжет… Вообще-то контракт с японцами она не прервала, только приостановила — на тот же год…
— А чем она и муж ее занимались?
— Физикой, Пастух. Оба — физики, оба почетные профессора, как минимум — пяти ведущих университетов мира. В том числе и родного Гейдельбергского, который их не только обучил, но и познакомил. И активно действующие профессора Токийского университета… — Добавил грустно: — Теперь она одна, мир праху мужа ее…
— Физика — огромное понятие. Можно узнать, в какой области?
— Зачем тебе это, Пастух? — изумился Наставник. — Я и сам толком не знаю. Что-то они там изобрели, связанное с перемещением сверххолодных нейтронов в параллельные пространства. Тебе это что-то говорит?
— Скорее напоминает, — согласился Пастух. — Читал нечто подобное разок-другой. Только это была фантастика, причем ненаучная.
— А вот и нет! Все подтверждено множеством опытов описанных, куча публикаций в научных журналах плюс международное признание, Пастух. Японская премия Сакураи. Штатовская национальная премия академии наук. Еще какие-то… Вот и наши готовятся вручить ей и супругу посмертно премию «Глобальная энергия». Лично Президент вручать будет… Какое она, премия эта, отношение имеет к нейтронам и к параллельным пространствам, я не ведаю, физику только в школе учил, тройка у меня была.
— А как она одна на теплоходе поплыла?
— Одна?.. — Наставник засмеялся. — С ней поплыли два secret officer. В соседней каюте. По очереди дежурили у двери, она за весь рейс ни разу не выходила из каюты.
— Такой страх перед похищением? Ее ж не в рабство, не в кандалах, чай, плыла… Они ж и в Японии не в тайных хоромах прятались…
— За три дня до ее отбытия в Россию она получила сразу три сигнала. Первый — звонок по телефону лично ей с угрозами и требованием не покидать Японию. Говорили по-японски. Второй — телеграмма президенту университета о том, что на нее готовится покушение. Третий — в нее стреляли.
— Это как это? — не понял Пастух. — Посреди бела дня?
— Буквально. Когда она и ее студенты разговаривали на площадке перед выходом из универа.
— И не попали, да? Среди бела дня-то… А из чего стреляли?
— Ты удивишься. Из американской снайперки «М-24», оптический прицел, дальность стрельбы восемьсот метров.