С полминуты Огней наблюдал за происходящим. И вдруг понял, что за свёртки грузят в трансформ. Это же дети! Закутанные в одеяльца младенцы. Открытие ему очень не понравилось. И ещё больше не понравилось, что в ангаре не видно инвалидной коляски брата.
Сэла передала последний свёрток. Теперь в кузове оставались только она и малыш в красной курточке и ярко-жёлтой вязаной шапке. Той самой, что принёс Огней, когда последний раз приезжал в Улей проведать сына. Не угадал с размером, шапка оказалась слишком велика для головки малыша. «Ничего, – сказала тогда Сэла, – на вырост будет». На вырост, значит… И где же она собиралась растить его сына?
Огней закусил губу. Борн как раз передал свёрток Полёвой и стоял спиной к нему, высоко подняв руки. Самое время вмешаться.
– Всем стоять! Не двигаться! – приказал.
Рука Давида дёрнулась к кобуре с парализатором. Огней повёл стволом.
– Спокойнее, Борн! Медленно сними портупею и отбрось подальше. Медленно, я говорю! Или дырку в голове заработаешь.
Давид помедлил, потом подчинился. Портупея с кобурой отлетела в сторону. Не очень-то далеко, так, чтобы остаться на пандусе, ведущем к эстакаде. Огней отметил эту уловку.
– Огней! – опомнилась наконец Сэла. – Я тебе всё объясню…
– Конечно. Ты всё объяснишь.
Корсан ткнул стволом в сторону Полёвой и Томински:
– Вылезайте и становитесь рядом с вашим дружком. В машине ещё кто-нибудь есть?
– Рой, – призналась врачиха. – Но он ранен, спит. Я дала ему успокоительное.
– Ладно, поверю. Пока.
Огней вновь взглянул на жену:
– А тебе что, особое приглашение? Быстро к ним!
Сэла кивнула, наклонилась к Виктору-маленькому.
– Ребёнка не трогай! – рявкнул Огней.
– Он плакать будет.
– Не твоё дело! Куда ты собиралась увезти моего сына? И где Николай?
– Я не знаю…
– Не ври! Ключ от ангара был только у него. Что вы сделали с моим братом?
– Послушай, Огней… – начал было Давид.
Но Корсан его оборвал:
– Заткнись, Борн. Я знаю: вы все тут шибко умные собрались. Начнёте потчевать сказками, какие вы белые и пушистые и в какой грязи выделался я. Надоело! Теперь вы меня послушайте. Мы все вместе подождём Мартина Брута. И вот тогда выслушаем обе версии. Попробуем слепить из ваших сказочек правдивую историю. А пока я хочу поговорить с братом. Удостовериться, что у него всё в порядке.
Он набрал номер. Сигнал шёл и шёл, но ответа не было. Сэла стояла, прижимая к груди Виктора-маленького, смотрела напряжённо на мужа, тоже ждала ответа. Не дождавшись, предположила:
– Огней, Николай может не ответить уже. Он очень страдал последние дни. Он хотел…
Она не договорила, но Корсан и так понял. Николай очень страдал… Огней прекрасно понимал, что брату недолго осталось, но гнал от себя эти мысли, старался забыть. Даже не навещал…
Бессильное отчаяние холодом прокатилось по телу. И злость.
– Врёшь! Часа не прошло, как я разговаривал с ним. Он не мог… Это ты! Ты с ним что-то сделала, чтобы добыть ключ от ангара! – Он закричал, пытаясь криком заглушить абсурдность обвинения. – Ты отобрала у меня брата! И сына хочешь украсть, да?! Куда вы бежите?
– Всё равно куда, – хмуро пробормотал Давид. – Лишь бы подальше из этой клоаки.
– Молчать! Не тебя спрашиваю!
– Огней, мы не замышляем ничего дурного. Если хочешь, лети с нами, – заговорила и Полёва. – Только Брута ждать не нужно. Он не станет ничего объяснять. Он и нас, и тебя убьёт ради своего «Светлого Завтра».
Огней засмеялся.
– Брут? Нет, это я вас прикончу, если вы что-то сделали с моим братом. Вы все считаете меня убийцей? Правильно, я и есть убийца.
Визифон в который раз выдал сообщение: «Нет ответа», и он сбросил повтор вызова. Выбрал из списка другой номер.
– А Брут… Вот сейчас мы его позовём сюда и проверим, на что он годится.
– Не надо, пожалуйста, – вновь попросила Ксения.
Давид выругался шёпотом, Томински втянул голову в плечи, стал ещё ниже ростом, кажется, принялся поскуливать.
Сэла молчала. Стояла, обнимала сынишку и неотрывно смотрела в одну точку – не на Огнея, не на дверь за его спиной, не на ворота ангара, – просто в стену. А брови её поднимались всё выше, словно видела нечто, чего увидеть не ожидала. Чего вообще быть не могло.
Огней прекрасно понимал: нет там ничего и быть не может. Но не выдержал. Быстро повернул голову, взглянул на жёлтую гофрированную стену ангара. И тут же краем глаза заметил движение – Борн бросился к лежащему в десятке шагов от него оружию.
Автоматная очередь гулко прогрохотала под сводом ангара. Почти заглушила крик:
– Огней!
Вскочить на ноги Ирвинг не смог, потому крутнулся на кресле к экрану видеонаблюдения. И не поверил глазам – кушетка в «процедурной» была пуста. Расстёгнутые ремни валялись на полу. Он моргнул, пытаясь прогнать наваждение, потянулся, чтобы ущипнуть себя. И услышал за спиной:
– Папа?
Леди Гамильтон стояла в дверях зала, прикрывая руками наготу. Грязные космы волос падали на лицо, но скрыть ярость, сверкающую в синих глазах, они не могли.
– Почему я в лаборатории? Почему я голая и грязная? Ты что, эксперименты надо мной проводишь?! Что ты со мной сделал?
– Доченька… – только и смог пробормотать в ответ Гамильтон.
Рука, прикрывавшая лоно, дрогнула, поднялась к животу. Ярость в глазах женщины сменилась тревогой.
– Мой ребёнок? Что ты сделал с ребёнком? Ты…
Ирвинг опомнился. Отчаянно замотал головой.
– Нет, доченька, нет! Ты благополучно родила сына. Ему уже год скоро.
Марина моргнула. Удивлённо обвела взглядом пустую лабораторию, мёртвый экран визуализатора.
– Как год? И где все? Где мой ребёнок?! Что вообще произошло?
Ирвинг неловко поднялся из кресла. Стараясь не упасть, заковылял к дочери.
– Твой сыночек у Сэлы… Ах да, ты же её не знаешь! Это жена Огнея Корсана. Он усыновил малыша и назвал в честь своего отца Виктором. Я расскажу, Мариночка, всё расскажу. Главное – ты вернулась! У меня получилось, я теперь знаю, что делать. Мы всё сможем исправить.
Он протянул руки, пытаясь обнять, но Марина отстранила его:
– Папа, ты что? Я же голая! И грязная… У вас тут есть хоть какая-то одежда? Что-нибудь накинуть на себя? А то стою, как… не знаю кто!
– Одежда? – Ирвинг вспомнил о плаще, висящем в кабинете. – Да, да, есть. Пойдём!
Он повернулся к двери зала. Марина шагнула за ним, но тут же остановилась.