— Некогда мне кататься, у меня дело свое!
— Да куда оно, блин, денется, коли ты на пару дней на неисторическую родину смотаешься?
— Слушай, Валентин, если я через неделю тебе весь долг отдам, ты от меня отвяжешься?
— Через неделю? Не пойдет! Крайний срок — послезавтра! Послезавтра не отдашь, тогда либо в Москву поедешь, либо… Ну, ты меня знаешь.
— Я тебя знаю. Но так дела не делают!
— Он меня, блин, еще учить будет! Может, у вас, у жидов, так дела не делают, а у нас…
— А что ж ты здесь, среди жидов, время тратишь?
— Это мое дело. Короче — послезавтра в это же время на этом месте ты мне отдаешь бабки или во вторник улетишь в Москву.
— Послезавтра — суббота. Тут закрыто будет.
— Лады! Тогда в семь тридцать вечера. Все уже откроется. Придется потратить вечер на тебя, жидовская морда! Все равно никуда ты от меня не денешься! Все, пока, золотой!
— Знал я, что ты сволочь, но чтоб такая… Фашистюга!
— Я этого не слышал. Чего сидишь? Беги денежки собирать! — гнусно заржал Валь-чик.
На этом запись обрывалась.
— И что дальше? — спросила Матильда.
— А дальше они разошлись. Так я и знал, что не надо с вами связываться!
— Это почему? — возмутилась я.
— Потому что я теперь полностью в это дело вгрузился!
— Ага! — торжествующе воскликнула Мотька. — Это здорово! Ты нам очень пригодишься с твоим ивритом.
— Да, но что же нам делать? Как помочь Арье, а главное, как Курицу предупредить? Он ведь опять хочет ее использовать.
— Интересно все-таки, что же он возит через границу? Отсюда он вполне может возить бриллианты.
— Почему именно бриллианты? — удивилась Матильда.
— Неужели ты не знаешь? Израиль — „ мировой центр обработки алмазов.
— Тогда очень может быть, — задумчиво проговорила Мотька. — Конечно, это что-то очень дорогое. Он ведь не просто дорогу оплачивает, но и долги списывает. Значит, ему это выгодно.
— Да тут долги вряд ли очень большие, — вставила я, — должники-то уж больно захудалые, что Курица, что Царь зверей.
— Для Вальчика они, конечно, не очень велики, а для них, бедолаг… — горестно протянула Мотька.
— Так, бабы, надо нам все тут распланировать, чтобы и Вальчика не упустить, и вам по возможности побольше посмотреть. На завтра есть какие-нибудь планы?
— Пока нет. Но мы ведь хотели…
— Знаю, хотели в Реховот съездить, друзей своих отыскать. Значит, завтра туда и поедем. А сейчас позвоним, выясним, живут ли они там.
Володька набрал номер.
— Добрый вечер, простите, это квартира Фельдманов? Да? А можно попросить Шуру? Его нет? Видите ли, я завтра буду в Реховоте, у меня письмо к Шуре из Москвы. От кого? Я не знаю, меня просто просили передать, А если завтра с утра я зайду и занесу письмо? Можно? Спасибо большое! Как меня зовут? Володя Берлин. Спасибо. Всего хорошего! Так, бабы! — прошептал Володька, с радостью потирая руки. — Завтра с утречка едем в Реховот. Так что ложитесь спать, завтра опять подниматься рано!
— А попозже нельзя? — спросила Матильда. — Чего в такую рань переться?
— Как чего? Завтра же пятница.
— Ну и что?
— А то, что завтра часов с пяти вся жизнь в стране замирает до субботнего вечера. Ты с луны, что ли, свалилась?
— Я совсем забыла. Неужели даже автобусы не ходят?
— Нет. Только такси и кое-где широтки.
— Что?
— Маршрутки так здесь называются. Поэтому поедем утром. Встретитесь со своими дружками, хорошо, нет, погуляем там. Свожу вас в пардееы.
— Куда?
— Пардееы — это цитрусовые плантации. Означает — рай, парадиз.
— И там можно будет съесть апельсин прямо с дерева? — восторженно воскликнула Мотька.
— Ясное дело!
— Вот здорово! А на субботу какие планы?
— Кажется, мать хотела свозить вас в Ариэль.
— А мы успеем к семи тридцати назад? — забеспокоилась я.
— Сто раз! Там, в Ариэле, особенно делать нечего, ну, погуляете по камням, и дело с концом.
— А может, и не стоит туда ездить?
— Ну почему, дорога красивая, и вообще… Ладно, бабы, идите спать.
От Тель-Авива до Реховота 22 километра. Дорога, правда, не слишком интересная. Один современный город плавно перетекает в другой, не зная и не поймешь, то ли это еще Бат-Ям, то ли уже Холон. Хорошо все-таки, что с нами Володька, который чувствует себя здесь как рыба в воде.
Наконец мы сошли с автобуса на центральной улице Реховота. Городок очень симпатичный, оживленный.
— Так, теперь надо разобраться, куда идти.
Володька подошел к пожилому мужчине, довольно долго беседовал с ним на иврите, тот что-то объяснял ему, размахивая руками, а Володька только вежливо кивал. Мы с Мотькой тем временем глазели по сторонам.
— Порядок, бабы! Тут ходу минут десять. Мы двинулись вверх по красивой, довольно широкой, улице, однако видно было, что впереди она сужается. И вдруг мы с Матильдой остановились как вкопанные возле цветочного магазина.
— Матильда, какие же мы дуры! Что же мы, с пустыми руками к ним явимся? Надо хоть цветов купить!
— Твоя правда! — согласилась Матильда.
— Девочки, чего бы вы хотели? — обратилась к нам на чистейшем русском языке хозяйка всей этой красоты.
— Да нам бы букет… — начала Матильда.
— Выбирайте, — улыбнулась хозяйка, — а если ничего не подойдет, мы по вашему вкусу букет составим.
— Да нет, что вы! — смущенно забормотали мы.
В результате мы купили букет из мелких светло-красных роз в окружении целого облака каких-то белых веточек, похожих на кружева.
— Ну что, бабы, теперь вы успокоились?
— Вполне.
Но это было далеко не так. Наоборот, по мере приближения к дому Фельдманов волнение наше нарастало. Еще бы! Мы ведь были совсем детьми, когда расстались. Узнаем ли мы Муру и Шуру? Узнают ли они нас? Будут ли дома? Удастся ли наш сюрприз?
Дом, где они жили, оказался очень красивым, не чета нашему, тель-авивскому. Мы поднялись на лифте на шестой этаж. Вот она, их квартира. Сейчас Володька позвонит И.о.
Володька позвонил. Мы встали за его спиной. Дверь открылась. На пороге стояла Мария Валерьевна, мама Муры и Шуры.