Немного спустя зашел Чарлз, чтобы взять новую пачку сигарет.
— Привет, — бросил он через плечо, открывая шкаф. — Я думал, ты еще в постели. Миссис Кросс сказала, что утром ты не очень хорошо себя чувствовал. Тебе здесь не холодно? Почему бы тебе не пойти в гостиную?
— Там Крей... — начал я и замолчал.
— Они же не укусят тебя! — Он повернулся с пачкой сигарет в руках и внимательно посмотрел мне в лицо. — Почему у тебя такой вид? — И затем, наклонившись ко мне, требовательно спросил: — Что случилось?
— О, ничего. Вы видели сегодняшнюю «Санди хемисфер»?
— Нет, еще не видел. Тебе она нужна? По-моему, она в гостиной среди других газет.
— Нет, она в верхнем ящике вашего стола. Взгляните.
Он озадаченно открыл ящик, вынул газету и развернул ее, безошибочно начав с раздела о скачках.
— Боже! — воскликнул он в ужасе. — Ну и денек выдался! — Он пробежал глазами колонку и улыбнулся. — Ты, конечно, уже читал?
— Нет, я только забрал ее, чтобы спрятать, — покачал я головой.
— Прочти! — Он протянул мне газету. — Это повысит твою самооценку. «Юный Финч, — вслух прочел он, — почти приблизился к решительности и волшебной точности великого Сида». Как тебе нравится? И это только начало.
— Да, конечно, но у меня другие заботы. — Я усмехнулся. — Если не возражаете, Чарлз, ленч сегодня обойдется без меня. Ведь для гостей я вам больше не нужен.
— Конечно, если не хочешь, не приходи. Тебе приятно будет услышать, что они уедут самое позднее в шесть. — Он улыбнулся и пошел к своим гостям.
Прежде чем спрятать газету, я прочел колонку о скачках. Чарлз был прав, приятное чтение для самоутверждения. Конечно, репортер, которого я знал много лет, несколько преувеличил мою былую силу. Тот самый случай, когда миф превосходит реальность. Но все равно приятно, в особенности после того унижения и постыдного скандала, который великий Сид только что пережил.
* * *
На следующее утро мы с Чарлзом снова меняли этикетки на образцах кварца и упаковывали их в большой ящик для отправки в фонд Карвера. Когда мы все уложили, выяснилось, что одного камня не хватает.
— Ты уверен, что мы не сунули образец в ящик, не поменяв этикетку? — спросил Чарлз.
— Абсолютно уверен.
— Все же лучше проверить. Боюсь, мы положили камень со своей этикеткой.
Мы снова вынули все кварцы из большого ящика. Коллекция особо ценных кристаллов, которую Чарлз по моему настоянию каждую ночь забирал в свою спальню и держал под подушкой, была полной. Мы все же проверили ее, чтобы убедиться, не положили ли в нее пропавший камень по ошибке. Но образец как в воду канул.
— "Камень святого Луки", — прочел я на этикетке. — Я помню, где он лежал — на верхней полке с правой стороны.
— Да, — подтвердил Чарлз, — довольно скучный на вид осколок размером с кулак. Надеюсь, мы не потеряли его.
— Потеряли? — удивился я. — Крей его свистнул!
— О нет, не может быть! — воскликнул Чарлз.
— Позвоните в фонд и спросите, сколько этот камень стоит.
Чарлз недоверчиво покачал головой, но все же пошел к телефону и вернулся с хмурым видом.
— В фонде сказали, что сам по себе камень не представляет особой ценности, но это исключительно редкий вид метеорита. Он никогда не встречается в шахтах и каменоломнях. Приходится ждать, пока он упадет с неба. Такая вот хитрая штука.
— Именно тот кварц, которого нет у нашего друга Крея.
— Но он же понимает, что я заподозрю его, — возразил Чарлз.
— Вы бы никогда не заметили, что камень пропал, если бы это и в самом деле была коллекция вашего покойного кузена. На полке не было заметно никакого пробела. Он передвинул другие образцы. Откуда ему знать, что вы тщательно проверите всю коллекцию, едва он уедет?
— Значит, нет никакой надежды получить «Святого Луку» назад?
— Никакой, — согласился я.
— Да, хорошо, что ты настоял на страховании коллекции. Фонд Карвера ценит этот осколок дороже, чем все остальные кварцы, вместе взятые. За всю историю нашли лишь один столь же редкий метеорит — «Камень святого Марка». — Чарлз вдруг улыбнулся. — Выходит, что мы потеряли нечто равноценное «Черному двухпенсовику» — редчайшей марке.
Через два дня я переступил порог украшенного портиком и колоннами входа в агентство Рэднора гораздо более бодрым, чем когда выходил отсюда в последний раз.
Почти оглушенный радостным приветствием телефонистки, я поднялся по винтовой лестнице и был встречен свистом и шквалом соленых шуточек отдела скачек. Меня самого удивило, что я чувствовал себя так, будто вернулся домой. Ведь я никогда не считал, что действительно принадлежу к агентству, пока в Эйнсфорде не понял, что мне очень не хотелось бы покинуть его. Запоздалое открытие. Машину уже занесло, и мне вряд ли удастся ее выправить.
— Так ты все-таки справился? — Чико просто сиял.
— Пожалуй, да.
— Я имею в виду, снова будешь ворочать жернова?
— Ага.
— Но, — Чико вытаращил глаза на часы, — как обычно, опаздываешь.
— Пошел ты!
— Наш Сид вернулся, — Чико обвел рукой улыбающиеся лица агентов отдела скачек, — и по-прежнему чертовски обаятелен. Наконец-то работа агентства придет в норму.
— Но, как я вижу, у меня по-прежнему нет стола, — проворчал я, обводя глазами комнату. Ни стола. Ни корней. Ни настоящей работы. Как и прежде.
— Садись на стол Долли, она старательно вытирала пыль с того места, где ты сидел.
Долли, улыбаясь, смотрела на Чико, и жажда материнства слишком явно читалась в ее взгляде. Она считала свою жизнь бессмысленной и бесплодной из-за того, что не могла родить ребенка. И то, что у нее прекрасная голова, одна из лучших в агентстве, а ум работает со скоростью и точностью компьютера, и то, что она крупная, энергичная, уверенно стоящая на земле женщина сорока лет с двумя браками в прошлом и старым холостяком, увивавшимся возле нее сейчас, для Долли не имело никакой цены. Она была потрясающим работником, очаровательной женщиной, прекрасным компаньоном для выпивки, но всегда оставалась печальной. Очень печальной.
Чико терпеть не мог, чтобы его нянчили, и вообще к матерям относился настороженно. К любым матерям, не только к тем, которые подбрасывают своих детей в прогулочной коляске на порог полицейского участка возле моста Бернс. Он подшучивал над Долли и ловко избегал ее попыток проявить материнскую заботу.
Я уселся на угол стола Долли, мое давнее привычное место, и покачал ногой.
— Долли, любовь моя, как идет работа?
— Необходимо, — шутливо ответила она, — чтобы ты чуть больше работал и чуть меньше дерзил.