— Мы должны получить негативы, — настаивал Крей. — Или быть абсолютно уверенными, что они уничтожены. — Повернувшись к Оксону, он распорядился: — Держите ему руки.
— Не надо. — Я отпрянул назад.
— Ага, взялся за ум. Ну?
— Они были в офисе. — Мои распухшие губы еле шевелились.
— Где?
— Думаю, в столе у мистера Рэднора.
Крей уставился на меня, его глаза сузились, но он пока еще контролировал свою ярость, прикидывая, можно ли мне верить. Ведь он не мог пойти в офис и поискать в столе у Рэднора негативы.
— Были, — вдруг сказал Болт.
— Что? — нетерпеливо спросил Крей.
— Были, — повторил Болт. — Холли сказал, что негативы были в офисе. Это очень интересно, вы не находите?
— Не нахожу, — сердито буркнул Оксон.
Болт подошел и впился глазами мне в лицо. Я не сумел поймать его взгляд, но то, что он прочел на моей разбитой скуле, его удовлетворило.
— По-моему, он знает о бомбах, — вынес вердикт Болт.
— Откуда? — удивилась Дория.
— Полагаю, ему сказали в отеле. Служащие Рэднора в Лондоне наверняка пытались связаться с ними. Да, думаю, мы можем принять как факт, что он знает о бомбах.
— Ну и что? Какая разница? — спросил Оксон.
Но Крей понял.
— Это значит, он считает безопасным утверждать, что негативы были в офисе, потому что мы не можем проверить, были они там или нет.
— Они были, — настаивал я, нервничая.
— Что известно о Холли? Насколько он умен? — Болт облизал полные мокрые губы.
— Он был жокеем, — скучным тоном проговорил Оксон, словно это автоматически предопределяет низкий уровень умственного развития.
— Но его взяли к Ханту Рэднору, — возразил Болт.
— Я уже говорил вам, — терпеливо начал объяснять Оксон, — что многих расспрашивал, как это случилось. Рэднор взял его в качестве консультанта, но никогда не поручал никакой работы. Разве это не доказывает, что он ни на что не способен? Я не знаю, чем он занимался. Все понимают, что его взяли только для престижа. Это звучит громко, но практически ничего не значит. Такие должности часто дают знаменитым жокеям, когда они уходят на покой. Никто не ждет, что они что-то будут делать, просто какое-то время эксплуатируется их известность. Потом публика о них забывает, и их увольняют.
Этот совершенно справедливый анализ моего положения у Рэднора огорчил меня больше, чем непосредственные неприятности.
— Говард? — спросил Болт.
— Не знаю, — медленно проговорил Крей. — Он не показался мне умным. Скорее как раз напротив. Согласен, он сделал эти снимки, но считаю, что вы, Эллис, абсолютно правы в своем убеждении, что он не понимает, почему мы хотим их уничтожить.
И это тоже совершенно было справедливо и огорчительно. Насколько я понимал, фотографии не доказывали ничего, кроме того, что Крей с помощью Болта скупал через подставных лиц акции Сибери. За это ни Крея, ни Болта нельзя привлечь к суду. Более того, все стюарды и директора компании ипподрома Сибери видели эти снимки, так что они даже не были секретом.
— Дория? — продолжал опрос Болт.
— Он просто скользкая тварь, но если бы он был умным, то не сидел бы здесь.
И со словами Дории тоже не поспоришь. Ведь я с самого начала считал, что Крею помогает кто-то из служащих ипподрома. Но, даже узнав о вынужденном сотрудничестве с Креем Бринтона, директора-распорядителя ипподрома в Данстейбле, я продолжал думать, что помощник Крея — кто-то из рабочих. У меня даже в мыслях не было, что это Оксон, потому что это казалось нелогичным. Уничтожая ипподром, Оксон терял работу. А хороших должностей для немолодого отставного армейского капитана не так уж много, чтобы легко распроститься с этой. И совершенно очевидно, что он не действовал против своей воли, не был морально подавлен, как Бринтон, его не шантажировали. Я считал Оксона глупым и самодовольным, но не жуликом. Как и сказала Дория, если бы я был настолько умен, чтобы заподозрить Оксона, то не сидел бы здесь.
— Вероятно, вы все правы, но я придерживаюсь другого мнения, — подвел итоги дискуссии Болт. — С тех пор как на сцене появился Холли, все пошло кувырком. Это он убедил Хегборна привести в порядок ипподром. Это он нашел зеркало через пять минут после того, как мы его повесили. Я, ни на минуту не усомнившись, принял его за продавца, когда он пришел ко мне. Вы оба считали его маленьким калекой, ничего не значащим нахлебником. И еще тот факт, что он сумел открыть ваши запертые чемоданы и миниатюрным аппаратом сделал хорошие четкие фотографии. Все это доказывает только одно: он профессионал. Даже то, что он до сих пор ухитрился ничего нам не сказать, свидетельствует о его профессионализме. Любитель начал бы вас клеймить, показывая, как много он знает. А он за весь вечер сказал только то, что негативы в офисе. Я полагаю, нам надо избавиться от иллюзий и помнить, что он человек Ханта Рэднора.
Они помнили об этом секунд пять. Потом Крей в очередной раз повторил:
— Мы должны убедиться, что негативы уничтожены.
Болт кивнул. Дория улыбнулась так плотоядно, что мурашки забегали у меня по спине.
— Как? — с интересом спросила она.
Крей взглянул на покрасневшие костяшки пальцев.
— Кулаками вы ничего из него не выбьете, — вмешался Оксон. — И не надейтесь. Ничего у вас не получится.
— Почему? — спросил Болт.
Вместо ответа Оксон повернулся ко мне:
— Сколько скачек ты провел с переломанными костями?
Я не ответил. Просто не мог вспомнить.
— Это нелепо, — презрительно сказала Дория. — Как он мог?
— Многие из них могут, — настаивал Оксон. — Уверен, что он не исключение.
— Чушь, — заявил Крей.
— Ключицы, ребра, локтевые суставы, — покачал головой Оксон. — Жокеи постоянно ломают их и все равно участвуют в скачках. Ни владельцы лошадей, ни тренеры даже не догадываются об этом.
«Почему он не заткнется? — возмущенно подумал я. — Он усугубляет мое положение, будто оно и без того недостаточно ужасно».
— Вы имеете в виду, — с удовольствием проговорила Дория, — что он может выдержать любую боль?
— Нет, — запротестовал я. — Можно провести скачку разве что с трещиной в кости, да и то только если не болит.
— При трещине должно болеть в любом случае, — резонно заметил Болт.
— Нет, — возразил я. — Трещина не всегда болит. — Это была правда, но они не поверили. — Негативы были в офисе, — с отчаянием повторил я. — В офисе.
— Он испугался! — пришла в восторг Дория.
Ее восклицание задело нужную струну в голове Крея, он вспомнил Эйнсфорд.
— Мы знаем его больное место, — обрадовался Крей. — Рука!