— Сид, — серьезным тоном произнес сэр Томас. — Ты должен.
Я расстегнул пуговицы, поднялся и снял рубашку. Единственной розовой частью моего тела была левая рука с протезом, а все остальное потемнело от густо-красных продольных и поперечных полос. Сегодня синяки увеличились и сделались отчетливее. В общем, я чувствовал себя лучше, чем выглядел, и понимал, что мой вид способен ужаснуть. Ну что ж, я сам настоял на поездке в Жокейский Клуб. Я не желал показывать им свои раны, хотя знал, что они об этом попросят и мне придется уступить. Если уж так случилось, теперь я просто обязан их убедить.
За неделю или чуть больше раны затянутся и начнут заживать. Тогда никто не поверит, что меня жестоко избили. Очевидно, шотландцы все предусмотрели и решили, что, когда их вызовут в суд, доказательства их вины исчезнут, а значит, им ничего не грозит. За мою сломанную руку преступник отделался четырьмя годами заключения, а уж тут увечье было видно всем. Худшее, чего они могут ждать, это три месяца лишения свободы. Когда судят за кражи и насилие, суровый приговор непременно выносят грабителям, а вовсе не насильникам.
— Повернись, — сказал сэр Томас.
Я последовал его указанию. Они продолжали молчать. Чарльз держался на редкость спокойно. Сэр Томас встал, подошел ко мне и внимательно осмотрел. Потом взял со стула мою рубашку и отдал мне.
Я поблагодарил его, надел рубашку и застегнул пуговицы. Заправил ее в брюки и сел.
Минуты казались мне бесконечными. Но вот сэр Томас позвонил по внутреннему телефону и попросил свою секретаршу:
— Будьте добры, вызовите ко мне в офис капитана Вейнрайта.
Если у администрации еще были какие-то сомнения, то Лукас Вейнрайт их развеял. Он уверенно вошел в комнату, но, увидев меня, остановился И застыл, словно в его сознании произошел сбой и мускулы перестали ему повиноваться. Лицо Лукаса сделалось мертвенно-бледным Его оживляли лишь серо-карие глаза.
Вероятно, столкнувшись с Тревором Динсгейтом в ложе на скачках в Честере, я выглядел точно так же. Может быть, и Лукас, подобно мне, не чувствовал, как он ступает по ковру.
— Садись, Лукас, — проговорил сэр Томас, указывая на стул.
Вейнрайт прошел, не отрывая от меня глаз, как будто не мог поверить в мое присутствие и надеялся, что стоит ему взглянуть, и я исчезну.
Сэр Томас откашлялся:
— Лукас, Сид Холли рассказал нам одну историю, и ее необходимо разъяснить.
Лукас не расслышал его слов и обратился ко мне:
— Тебя не должно здесь быть.
— Почему же? — удивился я.
Они ждали, что Лукас ответит, но он промолчал.
— Сид предъявил тебе серьезные обвинения, — начал сэр Томас. — Я задам ряд вопросов и полагаю, что ты будешь с нами откровенен.
Он повторил почти все, что я им сообщил, не волнуясь и без ошибок. У него строгий, аналитический ум, подумал я, он бесстрастен и допускает различные варианты. Лукас делал вид, что слушает, но продолжал смотреть на меня.
— Итак, мы ждем, — заключил сэр Томас. — Согласен ли ты с версией Сида или станешь ее опровергать?
Лукас отвернулся от меня и оглядел комнату.
— Конечно, все это ерунда, — отозвался он.
— Ну, ну, давай, — подбодрил его сэр Томас.
— Он сочинил это от начала до конца. — Лукас обдумывал ситуацию. Его сознание словно пробудилось, и к нему вернулась прежняя решительность. — Я никогда не просил его проверять синдикаты. Я не говорил ему, что усомнился в Эдди. Я никогда не разговаривал с ним о каком-то вымышленном Мэсоне. Повторяю, он все придумал.
— А зачем мне это было надо? — спросил я.
— Откуда мне знать?
— Я не придумывал, что дважды приходил сюда и делал выписки из документов о синдикатах, — возразил я. — Мне не для чего было сочинять, будто Эдди пожаловался руководству, что я видел докладные записки. Я не придумывал, что вы четыре раза звонили на квартиру и разговаривали с Чико. Я не сочинял, что вы высадили нас на стоянке и бросили. Я не придумывал Питера Раммилиза, которого могут заставить… заговорить. Я даже смогу отыскать этих двух шотландцев, если понадобится.
— Как? — поинтересовался он.
Я спрошу у маленького Марка, решил я. Он многое узнал об этих типах. Надо признать, мальчишка умеет хорошо слушать.
— Вы хотите сказать, что я сейчас, на ходу сочинил байку про шотландцев?
Он оцепенело уставился на меня.
— Я также мог бы докопаться до истинных причин всей этой истории, неторопливо проговорил я. — Проследить, как зародились слухи о коррупции. Выяснить, кто еще, кроме Питера Раммилиза попросил вас остаться в «Мерседесе».
Лукас Вейнрайт молчал. Я не знал, удастся ли мне осуществить то, о чем я только что сказал, но понимал — он не станет спорить. Он полагал, что я сумею разобраться, в противном случае он бы не пытался от меня избавиться. Я рассуждал согласно его логике, а вовсе не своей.
— Ты готов к этому, Лукас? — спросил его сэр Томас.
Лукас вновь пристально поглядел на меня и не ответил.
— С другой стороны, — произнес я, — если вы подадите в отставку, то все кончится само собой.
Он отвернулся от меня и посмотрел на главного распорядителя.
Сэр Томас кивнул.
— Вот так, Лукас. Садись и пиши заявление об отставке. Мы подпишем его, и никакого суда не будет.
О подобной развязке можно было только мечтать, но в этот момент Лукасу показалось, что его постиг полный крах Его лицо вытянулось и побледнело, а губы задрожали.
Сэр Томас взял со стола лист бумаги и вынул из кармана ручку с золотым пером.
— Садись сюда, Лукас.
Он поднялся и жестом указал Вейнрайту на свое место.
Капитан с трудом добрел до стола и сел, не переставая трястись. Он написал несколько слов, которые я прочел чуть позже.
«Я ухожу в отставку с поста директора службы безопасности Жокейского Клуба
Лукас Вейнрайт».
Он оглядел застывшие лица собравшихся. Эти люди хорошо знали его и привыкли ему доверять.
Они работали с ним изо дня в день. Он не сказал ни слова в свою защиту. Я подумал, должно быть, им всем странно видеть, как он легко уступил и сдался.
Человек с волосами цвета перца и соли встал и направился к двери.
По пути он остановился и смерил меня ничего не выражающим взглядом, словно так и не разобрался в смысле происшедшего.
— Как я теперь смогу тебя остановить? — проговорил он.
Я не ответил.
То, что он имел в виду, лежало у меня на колене. Большой палец, четыре остальных и свобода действий.
Чарльз отвез нас в Эйнсфорд.