Опыт подсказывал: надо пойти в полицию и заявить об этом инциденте. Ну, если не в полицию, то в прокуратуру точно. А инстинкт барристера подсказывал совсем другое: бежать от этого дела как черт от ладана и не оглядываться, иначе превратишься в соляной столб, как жена Лота. Может, мне следует отдать это все в руки правосудия и ни в коем случае не вмешиваться?..
Но что в данном случае есть правосудие? И еще мне кто-то настойчиво советовал взять это дело, а затем с треском проиграть. Что есть правосудие? Если я отстранюсь, возможно, кого-то другого начнут запугивать, уговорят поспособствовать тому, чтоб Стива Митчелла осудили? Разве сам факт, что некто столь упорно стремится выставить его убийцей, не доказывает, что Стив не убивал Барлоу? Если так, то разве я имею право отказаться от его дела? Но даже если мне удастся доказать его невиновность, что маловероятно, что будет со мной? «В следующий раз размозжу тебе башку, — сказал Трент. — В следующий раз оторву твои поганые яйца». Если я устранюсь, и на моем месте окажется другой адвокат, и Митчелла осудят, будет ли Трент или тот, кто стоит за ним, продолжать преследовать меня? При мысли об этой перспективе на лбу выступил холодный пот, а пальцы задрожали.
— Анжела, милая, — шепотом произнес я в пустой приемной. — Подскажи, что же делать?
Она не ответила. И снова меня охватила жгучая тоска по ней. Мне так недоставало ее любви и мудрости. Она всегда чисто инстинктивно знала, что правильно, а что — нет. И мы с ней обсуждали все, порой спорили до полного изнеможения. Она училась на психолога, и все семейные разговоры, даже на самые заурядные и приземленные темы, порой превращались в глубокий и всесторонний анализ. Помню, как-то раз я спросил ее, поедем ли мы на Рождество к моему отцу или к ее родителям. И вот через несколько часов мы докопались до самых глубинных и потаенных чувств, которые каждый из нас испытывал к своим родителям, а также к родителям друг друга. И дело кончилось тем, что на праздники мы остались дома и еще долго подсмеивались над собой. Как же мне не хватало ее звонкого заразительного смеха!
Глаза мои наполнились слезами, сдержать которые я был не в силах.
И как раз в этот неловкий момент в приемную вошла женщина в зеленом одеянии и бахилах. Я быстро отер слезы кулаком, надеясь, что она ничего не заметила.
— Так чем же могу вам помочь? — устало спросила она.
— Тяжелый выдался день? — сочувственно спросил я ее.
— Да уж, — улыбнулась она. — Но, думаю, мы спасли деньги мистера Рэдклиффа, потраченные на жеребенка.
— Сложный случай?
— Жизни ничто не угрожало, — ответила она. — Но если б не наше вмешательство, он бы уже никогда не смог выступать на скачках. Пришлось сшить несколько разорванных сухожилий, а также закрпить мышечную ткань. Он еще совсем молоденький. Поправится, будет как новенький. Вот глупыш. Налетел на машину, зацепился плечом за боковое зеркало, стал вырываться… и вот результат.
— Да, — кивнул я. — Саймон Дейси мне говорил.
Она удивленно приподняла бровь.
— А вы, собственно, кто? — спросила она.
— Джеффри Мейсон, — ответил я. Достал из кармана еще одну карточку, протянул ей.
— Ничего не продаете? — подозрительно спросила она, мельком взглянув на карточку.
— Нет, — усмехнулся я. — Пришел за информацией.
— Какой информацией?
— Видите ли, я барристер, представляю интересы Стива Митчелла.
— Наглый паршивец и задавака.
— Вот как? — удивился я. — Почему?
— Считает, что наделен невероятной привлекательностью, — пояснила она. — Что все женщины при виде его только об одном и мечтают, как бы залучить его в койку.
— И это происходит?
Она взглянула на меня, улыбнулась.
— Не хотелось бы мне оказаться на скамье свидетелей и отвечать на ваши вопросы.
— Постараюсь этого не допустить, — улыбнулся я в ответ. — Для этого, по крайней мере, мне надо знать ваше имя.
— Элеонор Кларк, — ответила она и протянула руку. Мы обменялись рукопожатием. — Вы вроде бы говорили, что хотели спросить о Милли Барлоу.
— Да. Вы ее знали?
— Конечно, знала, — ответила Элеонор. — Мы жили в одном доме вместе с еще тремя сотрудницами больницы.
— Доме? — удивился я.
— Ну, да. На задворках больничного комплекса есть специальный дом для медперсонала. Я там живу, и Милли тоже жила, пока не…
— Пока не покончила с собой?
— Да, — ответила Элеонор и отвернулась. — Именно до тех пор, пока не покончила с собой. Но нельзя сказать, чтоб она ночевала там каждый день.
— Потому что жила со Стивом Митчеллом? — Эта моя фраза прозвучала как вопрос.
— Да, — нехотя ответила она.
— А может, и еще с кем-то?
— Уж больно вы шустры, как я посмотрю, — протянула она. — Впрочем, что уж теперь скрывать. Наша Милли готова была переспать с любым, кто вежливо попросит.
— Любым мужчиной, вы хотите сказать, — заметил я.
— Нет, — сказала она. — Милли была не столь разборчива. Ну а вообще… девушка была довольно славная. И нам всем ее не хватает…
— Почему, как вы думаете, она покончила с собой? — спросил я.
— Не знаю. — Элеонор пожала плечами. — Многие после говорили, что у нее была депрессия,
но мне так не казалось. Она всегда выглядела такой… счастливой. Постоянно строила разные планы. Очень хотела быстро разбогатеть.
— Она торговала собой? — спросил я.
— Нет, — решительно ответила она. — Не думаю. То есть я, наверное, немного преувеличила. С кем лопало она, конечно, не спала. У нее имелись предпочтения. И время от времени она все же отказывала мужчинам, особенно женатым. Не такая уж и плохая была девушка.
— Но она жила со Стивом Митчеллом или нет? — спросил я.
— Не совсем так, — ответила Элеонор. — Она жила здесь, в нашем доме, а ночи… ночи проводила с Митчеллом. С ним чаще, чем с кем-либо еще. Но сказать, что эти двое жили вместе, нет, это не так.
Интересно, подумал я, обрадовалась бы, услышав это, миссис Барлоу. И насколько строго она воспитывала дочку. Возможно, избавившись от опеки отца, та пустилась во все тяжкие, пыталась наверстать упущенное, испытать все радости и удовольствия жизни.
— А где она раздобыла обезболивающее? — спросил я.
— Вообще-то тут у нас хватает всяких медикаментов. И все же странно… — Она не закончила фразы.
— Что странно?
— В отчете токсиколога после вскрытия сказано, что она отравилась тиопенталом.
Я вопросительно взглянул на нее.
— И что с того?
— Видите ли, у нас в клинике тиопентал не применяется. Мы используем кетамин в смеси или с ксилазином, или же с детомидином. — Я вопросительно приподнял бровь. — Это все седативные средства, — пояснила она, но я все равно не понимал. — Оба типа смеси заставляют впадать в бессознательное состояние, но тиопентал — это усыпляющее на основе барбитуратов, а кетамин — это соль гидрохлорида.