Весь день до вечера я провел за телефоном, пытаясь хоть немного заинтересовать кого-нибудь нашим предложением. Я звонил тренерам английских и ирландских лошадей, спрашивал, не согласятся ли хозяева на сделку. Я обещал каждому из них, что он по-прежнему будет тренировать лошадь и, кроме того, мой отец доверит ему первоклассного годовичка стоимостью два миллиона гиней, которого он купил вчера. Некоторые тренеры были на аукционе в Ньюмаркете, их я отыскивал в гостиницах и, переговорив с ними, сразу же должен был разыскать и переговорить с их владельцами. Некоторые из них сразу говорили: «Нет, забудьте об этом».
Наконец, в без четверти восемь, мне перезвонил один тренер из Ньюмаркета и сказал, что его хозяин согласен продать половинный пай на право владения лошалью, если его устроит цена. Я сообщил Малкольму эту новость и цену.
— И как тебе это предложение? — спросил он.
— М-м-м… лошадь отличная, просит он за нее довольно много, тренер — высшего класса.
— О'кей, — решил Малкольм. — Берем.
— Мой отец согласен, — сообщил я в трубку. — И… э-э… жеребенок еще на конюшне в Ньюмаркете. Вы сможете забрать его завтра утром?
Конечно же, он может. Голос тренера звучал оживленно, похоже, он был очень доволен сделкой. Он сказал, что мог бы немедленно оформить все документы, если Малкольм сразу перешлет деньги на счет владельца лошади, и назвал банк и номер счета. Номер я аккуратно записал. Малкольм махнул рукой и сказал:
— Никаких проблем. Завтра же утром, как только проснусь. Он получит деньги к обеду.
Я поглубже вдохнул и сказал, положив трубку:
— Ну, теперь ты — владелец половины Блу Кланси.
— За это надо выпить. Закажи бутылку «Боллинджера».
Я заказал шампанского в номер и, пока его не принесли, рассказал отцу о том, как встретился с садовником Артуром Белбруком.
— Славный малый, — сказал Малкольм, кивнув. — Чертовски хороший садовник.
Я сдержанно пересказал случай с Мойрой и овощами для выставки, о котором Малкольм ничего не знал.
— Безмозглая сучка! — возмутился Малкольм. — Артур живет в маленьком домике, и огород у него размером с носовой платок, да еще и с северной стороны. Там невозможно вырастить первосортные овощи. Если бы она меня спросила, я бы ей объяснил и велел бы оставить Артура в покое. Хороший садовник сторицей окупает любую поблажку.
— Мне показалось, он философски относится к жизни, — сказал я. — И кроме того, он довольно смышленый. Этот садовник сообразил, что стена палисадника слишком широкая в углу. Он расспросил старого Фреда и узнал о той комнатке, что я там построил. И спрашивал меня, как попасть внутрь, потому что хотел устроить там хранилище для яблок.
Малкольм аж подскочил в кресле, глаза его округлились от страха, голос прозвучал сдавленно и хрипло:
— Господи! Ты ему не рассказал?
— Не-е-ет… — медленно ответил я. — Я сказал, что в комнате ничего нет и она давным-давно замурована наглухо. — Я замолчал, озадаченный. — Что ты там спрятал?
Малкольм снова опустился в кресло. Он еще не совсем пришел в себя от испуга.
— Не твое дело!
— Ты забыл, что я могу просто поехать туда и посмотреть.
— Не забыл.
Он посмотрел на меня в упор. Давным-давно, когда я только задумал и построил вращающуюся кирпичную дверь, Малкольма это заинтересовало. Он день за днем приходил в сад и наблюдал за постройкой, и часто одобрительно похлопывал меня по плечу, загадочно улыбаясь. Стена получилась цельной на вид, цельной на ощупь, да она и была цельной! Но в одном месте сквозь нее проходил толстый железный стержень, от основательного фундамента до балки, поддерживающей крышу. Прежде чем положить новую крышу, я терпеливо просверлил в кирпичах круглые отверстия (немало кирпичей при этом треснуло и развалилось), насадил их на прут и заново аккуратно выложил кусок стены, скрепляя кирпичи известковым раствором, так что края ее совпадали с соседними участками старой стены.
Чтобы открыть комнату, после того как я все закончил, нужно было сперва отодвинуть клиновидный деревянный брус, который надежно подпирал дверь внизу, когда она была закрыта. Потом надо было открыть упругую защелку на внутренней стороне двери, просунув тонкую проволочку через маленькое отверстие в слое раствора на уровне половины моего роста в тринадцать лет. Конструкцию защелки я придумал не сам, нашел в какой-то книжке. Как бы то ни было, когда я все устроил, она работала отлично.
Я был просто счастлив сделать дверь, которую Жервезу никогда не найти. Больше никаких дохлых крыс. Никаких живых птиц, запертых в комнате и в страхе выпархивающих навстречу, едва соберешься войти. Больше никаких вторжений в мою собственную, личную комнату.
Жервез так и не смог отыскать дверь, и никто другой не смог. Годы шли, возле стены все поросло густой травой, чертополохом и крапивой. Я хотел посвятить в эту свою тайну близнецов, Робина и Питера, но не успел до той роковой автокатастрофы. Только Малкольм знал, как проникнуть внутрь, — и он воспользовался своим знанием.
— Так что там? — снова спросил я.
Он сказал с самым беззаботным видом:
— Всего лишь кое-какие вещи, которые я хотел надежно спрятать, чтобы Мойра не прибрала их к рукам.
Я внезапно вспомнил, что не нашел на своих местах некоторые безделушки.
— Золотой дельфин, дерево с аметистами, серебряный подсвечник… эти?
— Ты туда заглядывал!
Я покачал головой.
— Просто заметил, что их нет на месте.
Но только из-за этих дорогих разве что воспоминаниями вещиц он бы так не испугался.
— А что там еще?
— Вообще-то, — сказал Малкольм, немного успокоившись, — порядочный запас золота.
— Некоторые покупают и продают золото, никогда его не видя, — заговорил Малкольм. — А мне нравится обладать им по-настоящему. Нет никакого удовольствия в сделках на бумаге. Золото прекрасно само по себе. Мне нравится смотреть на него, трогать руками. Но хранить его в банке или надежном сейфе не так-то просто. Оно слишком тяжелое и громоздкое. И страховка просто астрономическая. Значительно снижает прибыль. Я никогда не страховал его.
— Ты складывал его в той потайной каморке… и ждал, когда поднимется цена?
— Ты ведь знаешь меня, — улыбнулся он. — Покупаю дешево, выжидаю некоторое время, продаю дорого. Ожидаю пару лет, редко больше. Цены на само золото колеблются, как маятник. Когда поднимается цена на золото, вскоре начинают расти и золотые акции, причем раза в два-три быстрее. Я вначале продаю золото, а акции — через пару месяцев. Знаешь, это какой-то психологический феномен: люди начинают вкладывать деньги в золотые прииски, поднимая стоимость акций, когда цена на само золото остается относительно стабильной или даже начинает падать. Совершенно необъяснимая закономерность, но бесценная для людей вроде меня.