Я вспомнил об отчаянных посланиях, оставленных Хью в моем автоответчике.
– Я постараюсь. И приложу все силы, – пообещал я. Ну как я мог ему отказать?
Почти всю ночь я не спал и размышлял о том, что мне хотелось бы сделать с Крисом Бишером и его молоденьким фотографом. Мои мрачные предчувствия оправдались: утром в понедельник в «Памп» меня ждал новый сюрприз. На странице его «Дневника» я сразу заметил нашу фотографию – Марина и я гуляли, взявшись за руки, по Эбури-стрит. А над фото подзаголовок: «Кто эта новая подружка Сида Холли?» На снимке было хорошо видно, что Марина на четыре дюйма выше меня (фотограф намеренно подчеркнул данный факт), а краткая статья вряд ли могла мне польстить, особенно часто упоминавшиеся слова «разведенный», «маленького роста» и «калека». Они хорошо сочетались с образом «подозреваемого в убийстве». Но, во всяком случае, на фотографии я не целился в камеру дробовиком-двустволкой, а в подзаголовке не ставился вопрос: «Кто эта новая жертва Сида Холли?»
Для чего теперь поддерживать отношения с прессой и хранить тайны от людей, способных давить на болевые точки?
Среди злодеев в мире скачек у меня сложилась определенная репутация. Они знали, что даже очередное увечье не заставит Сида Холли отступить от намеченной цели. Подобную репутацию следует подкреплять и отстаивать, но, к сожалению, лишь немногие пытались двигаться в правильном направлении. Один такой инцидент стоил мне потери левой руки. Некоторое время она бездействовала, но я по-прежнему был неразрывно связан с нею – и буквально и фигурально. А день, когда окончательно лишился ее по вине избившего меня кочергой психопата, стал самым черным в моей жизни.
В ту пору нашлись люди, пытавшиеся разными методами пресечь мои расследования их афер. Поэтому мне нужно было соблюдать особую осторожность и оберегать от них свой главный секрет – существование Марины. Конечно, я расстроился, когда меня столь грубо разоблачили. Но, возможно, преувеличил опасность и превратился в параноика.
Однако Марину, кажется, больше обеспокоило, что фотограф заснял ее с разинутым ртом и закрытыми глазами.
– По крайней мере, они не выяснили, как меня зовут, – заметила она, желая меня приободрить.
– Выяснят. И всю твою подноготную, – мрачно откликнулся я. У нас никогда не было недостатка в любителях звонить в газеты и сообщать известные им обрывки информации. А по работе Марину знали слишком многие.
– Прими меры и просто не говори ничего лишнего, – предостерег ее я.
Но она не поверила, что ей может что-либо угрожать.
– Ты и сам работаешь для гражданской службы, – напомнила она. – Разве в этом есть какая-то опасность?
В целом ряде дел, которыми я занимался, не было ровным счетом ничего «гражданского». Например, я преследовал мошенников, доказывая их вину, и они расставались с награбленными барышами и со свободой. Но все это происходило еще до моего знакомства с голландской красавицей на дружеской вечеринке, когда я сперва пригласил Марину разделить со мной постель, а потом – и всю жизнь.
Будь я честен до конца, то мог бы признать – теперь я под разными предлогами отказывался от работы, доставлявшей мне удовольствие лет пять назад. А постоянные и безопасные поручения Арчи Кирка поглощали львиную долю моего времени. Утомительно, но прибыльно. Я уже давно не слышал никаких угроз, разве что от налоговиков за превышение расходов. «Новый костюм взамен испорченного после двух часов, проведенных в сырой канаве». Я написал в объяснительной записке, что все это время ждал, когда член парламента закончит свой «сексуальный сеанс» с проституткой на заднем сиденье его «Ягуара». «Вы, наверное, шутите, сэр?» – усомнился налоговый инспектор. Я не стал показывать ему фотографии.
Поиски убийцы Хью Уокера могли оказаться куда опаснее.
Марина и я выскользнули из дома через черный ход, соединенный с гаражами. Нам не хотелось проходить по холлу с его камерами слежения. Пусть их линзы фиксируют других жильцов. Она отправилась к себе в институт на метро, а я прошел пешком по Виктория-стрит к офису Арчи в Уайт-холле.
– «Памп» взялась за тебя всерьез, не так ли? – начал он вместо приветствия. Газета лежала на его столе, раскрытая на странице с «Дневником».
– Не обращай внимания, – посоветовал я. – Не стоит реагировать. Тогда они скорее отстанут.
– Ну а если продолжат эту травлю?
– Пресса не любит ошибаться, – пояснил я. – Да и репортеры – народ злопамятный. Но в этот раз они все бьют и бьют в одну точку, никак не успокоятся. Вернее, не они, а он – один журналюга с извращенным чувством юмора. И я не нравлюсь ему, потому что не поставляю материал для его колонки сплетен. Вот он и нашел способ расквитаться. Не обращай внимания. У меня широкие плечи. – На самом деле они не были широкими, но какая разница.
Я стоял у окна в кабинете Арчи и смотрел на улицу с ее беспрестанным движением. Похоже, что каждой второй машиной, проезжавшей по Уайт-холл, был автобус. Один за другим, масса огромных красных автобусов. Многие двухэтажные, но были и продолговатые, одноэтажные, чуть изогнутые посередине. Почти все они ехали пустыми, и у меня мелькнула мысль, что большинство пробок на улицах Лондона связано с избытком автобусов при минимуме пассажиров.
Я повернулся и сел на простой деревянный стул с прямой спинкой. Арчи явно не желал, чтобы его посетители чувствовали себя слишком комфортно и затягивали свои визиты.
Мне было трудно определить, каково место Арчи в иерархии государственной службы и высоко ли он сумел подняться. Кабинет на третьем этаже здания на углу Даунинг-стрит вроде бы свидетельствовал о достаточно важной роли его обладателя. Однако потертый ковер и скудная мебель, более уместная в приюте для бездомных, подсказывали иной вывод.
Хотя я бывал в этом кабинете несколько раз, обычно мы обсуждали дела, встречаясь где угодно, чаще всего под открытым небом и подальше от длинных ушей. Насколько я понял, у Арчи не было ни секретаря, ни какого-либо ассистента. Однажды я спросил его, к кому мне следует обратиться, если возникнет осложнение или срочный вопрос, а он окажется недоступен.
– Говори лишь со мной. Звони только на мой мобильник и, умоляю, не сообщай по телефону никакую секретную информацию, – жестко отчеканил он. – Поменьше пользуйся собственным мобильником, если не хочешь, чтобы кто-нибудь впоследствии обнаружил, где ты был во время звонка. И никогда не звони по коммутатору в офисе.
– А я-то полагал, что ты доверяешь коммутатору кабинета министров, – растерянно проговорил я.
– Ты ошибся. Я ничему и никому не доверяю, – ответил он. И я смог в этом убедиться.
Арчи откашлялся.
– Ты слышал про законопроект об игорном бизнесе? Он сейчас проходит через парламент, – осведомился он, сразу приступив к делу.
– Конечно, – откликнулся я. – На скачках о нем было столько разговоров.
По-моему, предложения в законопроекте помогали любому дураку расстаться с его сбережениями, обеспечивали легкий доступ в казино, а также разрешали создавать еще больше игорных сайтов в Интернете, чуть ли не в каждом домике. Суть не в том, что я желал бы ограничить какого-то чудака с его странным выбором или даже запретить множество странных увлечений. Пускай проигрывает последнее и разоряется. Я думал о скаковом сообществе, а оно было глубоко обеспокоено воздействием законопроекта на их отрасль.