Его раздражение начало все отчетливее проступать на поверхность.
– Нет, не желаю. Извините, – ответил я. – Спасибо, что смогли мне столько рассказать.
«И, кстати, нельзя ли мне взять один ваш волосок?» Я проследовал за ним к двери, поглядев на его темный свитер, но не увидел на нем ни одного волоска. Да и на голове волосы Джорджа держались крепко, отнюдь не собираясь падать. Их никак нельзя было выдернуть, и я понял, что Марина недооценила сложность поставленной задачи. Особенно для однорукого. Мы остановились у двери.
– Я видел сегодня вашу фотографию на первой странице «Памп». – Слова Джорджа застигли меня врасплох, и я понадеялся, что он не заметил, как мой лоб покрылся липким потом.
– Да, я тоже ее видел, – откликнулся я, стараясь говорить ровно и спокойно.
– Вам удалось продвинуться в расследовании? – осведомился он.
– Пока что я сделал лишь первые шаги, – солгал я.
– Что же, полагаю, вам удастся добраться до цели. Мне нравился Хью Уокер.
– Вы были с ним хорошо знакомы? – спросил я.
– Нет, не слишком. Но несколько раз откровенно побеседовали.
– О чем? – не удержался я от очередного вопроса.
– О всякой всячине. Например, о его шансах на выигрыш в разных заездах.
– Для человека в вашем положении не очень-то разумно расспрашивать жокеев об их шансах на скачках, не так ли?
Джордж чуть ли не зашипел на меня.
– Уверяю вас, ничего незаконного в этом не было.
Я усомнился в искренности его заверений и решил надавить на него покрепче.
– А в Жокей-клубе знают, что вы выясняли у жокеев, каковы их шансы на скачках?
– Послушайте, Холли, в чем вы меня обвиняете?
– Ни в чем, – возразил я. – Это вы сообщили мне, что беседовали с Хью Уокером о его шансах.
– По-моему, вам пора идти, – не вытерпел он и не подал мне руку на прощание.
Я посмотрел ему в глаза, но прочесть в них ничего не смог. Он привык держать все мысли при себе.
Мне хотелось спросить его, что он делал в прошлую пятницу около восьми часов вечера. Мне хотелось узнать, есть ли царапины у него на шее, под свитером. И также хотелось узнать, имелся ли у него когда-либо револьвер 38-го калибра.
Но вместо этого я вызвал лифт, спустился в холл и вышел на улицу.
Вернувшись на Эбури-стрит, я загнал машину в гараж. Но не стал подниматься в квартиру, а направился в сандвич-бар на углу, чтобы перекусить копченой семгой с черным хлебом и салатом.
Мой мобильник зазвонил, когда я расплачивался в кассе.
– Хэлло, – произнес я, стараясь держать одной, настоящей рукой салат, бутерброд, сдачу и телефон.
Безжизненный, еле слышный голос на другом конце линии задал вопрос:
– Это вы, Сид?
– Да, – подтвердил я, и меня сразу охватила паника. Неужели что-то произошло? – Рози? Что такое?
– О боже, – проговорила она. – В Марину стреляли.
– Что? – пробормотал я, выронив сдачу.
– В Марину стреляли, – повторила Рози.
Я похолодел и больше не чувствовал под собой ног. – Куда?
– Здесь, на тротуаре, у выхода из института.
– Нет, – уточнил я. – Куда попала пуля?
– В ногу.
«Слава богу, – подумал я, – значит, с ней все будет в порядке».
– А где она сейчас? – спросил я.
– На том же месте, и ей оказывают помощь. Санитары стараются сделать максимум возможного. Но она потеряла столько крови. На тротуаре повсюду кровь.
Возможно, я слишком рано издал вздох облегчения. Моя кожа сделалась влажной и липкой.
– Рози, – торопливо посоветовал я, – выясните у санитаров, в какую больницу они намерены ее отвезти.
Я услышал, что она спросила их и тут же передала мне:
– В Сент-Томас.
– Поезжайте вместе с ней. А я скоро там буду.
Она отключилась. Я недоверчиво поглядел на мобильник. Нет, это не могло случиться. Но так было.
Природа вырабатывает механизм, позволяющий справляться со страхом или болью. Адреналин проникает в кровоток, а от него расходится по телу. Мускулы начинают двигаться, и мы бежим или прыгаем, скрываясь от опасности, мчимся прочь от источника страха. Я ощутил, как внутри меня заструились потоки энергии. В прошлом я слишком часто ощущал это, лежа в торфянике с ушибами и вывихами после неудачного падения.
Желание подняться и убежать было очень сильным. Иногда это желание убежать и скрыться оказывается столь неодолимым, что ты превозмогаешь травмы и забываешь о поврежденных руках и ногах. Существуют точные, документальные свидетельства о людях, искалеченных взрывами. Порой они убегали с места преступления, лишившись пальцев на ногах.
Теперь, в сандвич-баре, поток адреналина снова заструился во мне, хотя от растерянности я не понимал, что должен сделать. То ли забрать оплаченную еду, то ли поднять упавшую сдачу. Несколько секунд пропали зря, и я никак не мог сориентироваться.
– Что с вами, приятель? – поинтересовался кассир.
– Ничего, – прохрипел я, с трудом разжав губы. Выбрался из бара, пошатнулся у двери и бросился к дому.
Нажал на кнопку, открывавшую гараж, и заорал на медленно распахивавшиеся ворота.
К больнице Сент-Томас я понесся на предельной скорости. Она находилась на другой стороне Темзы, прямо напротив здания парламента. Сравнительно недалеко, с учетом лондонского движения. Я накричал на туристов у Букингемского дворца, потребовав, чтобы они вернулись на пешеходную дорожку. И проклял вереницы такси на Бердкейдж Уок. Автобусные проезды предназначены для автобусов, иногда для такси, но не для личных автомобилей. Однако я пролетел по одному из них на Вестминстерском мосту, и мне было наплевать, оштрафуют меня или нет.
Несмотря на два мигавших светофора и бесчисленные дорожные знаки, я целым и невредимым доехал до центрального подъезда больницы. Притормозил у входа и вышел.
– Здесь на тротуаре нельзя оставлять машины, – начал поучать меня какой-то злобный прохожий.
– Вот вы за ней и последите, – отпарировал я, запирая дверцы. – Мне срочно нужно в больницу.
– Они ее отгонят, – предупредил злопыхатель.
«Ну и пусть, – подумал я. – Незачем терять время на поиски парковочного счетчика».
О, Боже, прошу тебя, спаси Марину. Я не молился с детских лет, но сейчас обратился к Господу.
Прошу тебя, Боже, позволь ей остаться в живых. Верни ей силы и здоровье.
Я вбежал в отделение несчастных случаев и скорой помощи, застав в нем очередь из шести человек у окошка регистратуры. И схватил за руку оказавшуюся рядом медсестру.