– Для жокеев слово «мистер» означает – дилетант. Он рассмеялся.
– Не думаю, что я дилетант.
– Я тоже так не думаю, – согласился с ним я. – Вы спасли ей жизнь.
Он махнул рукой:
– Целыми днями кручусь на работе. Ладно, я побежал. До свидания.
Он поспешно удалился. По-видимому, другие пациенты нуждались в его умелых руках не меньше Марины. Я тоже махнул безмолвному полицейскому и вернулся в коридор к Дженни. И вовсе не рассчитывал встретить Чарлза и Рози, ожидая их попозже, минут через пятнадцать-двадцать, но они вышли из лифта как раз в тот момент, когда я захлопнул за собой дверь палаты.
– Потрясающие новости. Я выслушал официальный бюллетень, – объявил я. – Критический период миновал, и врачи надеются на полное выздоровление Марины.
– Слава богу, – обрадовался Чарлз.
Рози прикрыла лицо руками, но это не помогло ей сдержать поток слез, полившихся по щекам. Ее плечи тряслись в такт рыданиям, хотя она тут же громко рассмеялась. Напряжение далось нам всем слишком дорого, и облегчение тоже стало болезненным.
– Значит, все в порядке, – заключила Дженни.
Да, действительно, теперь все было в полном порядке.
– У меня только три спальни, – пояснил я, когда Дженни заявила, что хочет вернуться на Эбури-стрит вместе с нами.
– С кем бы ты предпочла спать в одной комнате?
На мгновение у меня мелькнула мысль, что Дженни переночует вместе со мной, но у нее все же хватило здравого смысла.
– Я побуду у тебя, а потом поеду домой, – ответила она. – Наверное, мне стоит позвонить Энтони и предупредить его, а не то он начнет беспокоиться, куда я запропастилась.
– Разве ты ему еще не звонила? – изумился Чарлз.
– Нет. Меня часто не бывает дома, когда он возвращается из своего офиса. Иногда я сама жду Энтони целыми часами, а его все нет и нет. То он пьет с коллегами, то обедает с ними. Он мне редко звонит и никогда не докладывает, где он. Вот так мы живем.
До чего печально, решил я.
Мы спустились, вышли на улицу и, поймав большое черное такси, доехали на нем до моего дома.
– Ну, и какой же результат? – обратился я к Рози.
– ДНК не совпали, – ответила она.
– Надо же, – огорчился я. – Значит, нам придется искать двоих людей.
– Да, – подтвердила Рози. – И во втором случае – женщину.
– Вы уверены?
– Стопроцентно. – Похоже, ее обидел мой вопрос. – Я получила четкий код этого клочка конверта, и он ни в чем не совпал с первым кодом. У мужчин и женщин несходные хромосомы и разные ДНК. По двум этим образцам без труда можно определить, что Марину на прошлой неделе избил мужчина, а сегодня вечером краешек конверта лизнула женщина.
– Очевидно, его жена или подружка? – Способен ли кто-то плотно заклеить конверт, не зная, что в нем содержится? Сомневаюсь. Какой-то человек на прошлой неделе напал на Марину рядом с нашим домом. У нее остались под ногтями кусочки его кожи. А на этой неделе мы получили извещение с женской слюной. Может быть, в операции участвовали не двое, а больше людей и мне нужно искать целую группу?
– Ну и что ты сейчас намерен делать? – осведомился Чарлз.
– Понятия не имею, – растерялся я. – Мне казалось, что женская половина населения, по крайней мере, находится вне подозрений, но теперь…
– Все не так плохо, – подбодрил меня Чарлз.
– Нет, плохо, это почти провал, – возразил я. – Хотя меня беспокоит другое. Неужели махинации на скачках – достаточный мотив для убийства?
– Деньги всегда мотив для убийства, – заметила Дженни.
– Но здесь и речи не было о больших деньгах. Хью Уокеру предложили несколько сотен за подделку результатов. Он сам мне в этом признался.
А у главного инспектора Карлисла есть кассета, вспомнил я.
– Если в дело вложены немалые средства, то, скорее всего, жокею обещали бы не несколько сотен, а куда больше. А эта подачка немногим выше его постоянной жокейской зарплаты, – рассудил я.
– Но для жокеев из долин такие деньги – настоящий капитал, – предположил Чарлз.
– Возможно, – откликнулся я. – Однако Хью уже долго работал на скачках и привык к хорошим деньгам.
Такси остановилось у моего дома, мы выбрались из него и поднялись ко мне в квартиру.
– Я вновь возвращаюсь к махинациям на скачках, – проговорил я, когда мы удобно устроились, подкрепившись очередной порцией сандвичей с ветчиной и выпив бутылку вина.
– Кто мог крупно выиграть, рискнув убить жокея среди белого дня, рядом с шестьюдесятью тысячами зрителей? Эра индивидуальных забегов ради возможности сорвать ставку-куш со множеством нулей осталась в прошлом. В наши дни наркобизнес убивает способность игроков-мошенников ставить на большой кон.
– Почему? – не поняла Дженни.
– Потому что наркоторговля – исключительно выгодное дело, приносящее в результате уйму наличности. Из-за этого банки и правительства изобретают множество преград против отмывания денег. Сейчас почти немыслимо заплатить за что-то наличными без шести фотографий, груды справок и ссылок на папу римского. Давно прошли времена, когда вы могли тайком подкрасться к букмекеру с сотнями тысяч наготове и поставить на номер два в Картмеле в три тридцать. Современный букмекер ответит, что вы, по всей вероятности, проиграете, или посоветует поставить не наличность, а кредитную карточку.
– И ты не стал бы так поступать, если бы собрался смошенничать? – уточнил Чарлз.
– Естественно, – отозвался я. – Это слишком легко проследить.
– Ну и каким может быть мотив для убийства? – принялась допытываться Рози.
– Вопрос на миллион долларов, – задумчиво проговорил я. – Кэйт Бартон, жена Билла, передала Марине слова Хью Уокера. Он утверждал, что махинации на скачках больше связаны с властью, чем с деньгами.
– Но деньги дают нам власть, – заявила Дженни.
– Конечно, дают, – согласился я. – Хотя если у вас достаточно денег, то может появиться и стремление к власти как таковой.
– Для меня это уж чересчур замысловато, – пожаловался Чарлз. – Я всегда думал, что власть – это орудийный залп с борта на дальнее расстояние. – Он с удовольствием пользовался формулировками, характерными для морских сражений, применяя их к целому ряду ситуаций.
– Давайте обсудим завтрашний распорядок дня, – предложила Дженни. – Пожалуйста, Сид, скажи, что я тебе еще понадоблюсь. Сегодняшний день со всеми его драмами и травмами стал для меня самым волнующим за многие годы.
Она поглядела на меня и улыбнулась. По-моему, Дженни не до конца осознала смысл своих слов.
– Утром я поеду в больницу, – разъяснил я. – В семь часов они прекратят давать Марине обезболивающие, и я хочу быть с ней рядом, когда она очнется. Насколько я понимаю, вы все можете туда прийти. В сущности, я буду рад, если вы это сделаете. Надеюсь, вам пока не надоело сидеть в больничном коридоре.