Я не знал, как заставить их понять, что для Эллиса отрубать ноги лошадям стало наркотиком более сильным, чем все известные препараты, что риск и власть могут отравить и мне посчастливилось, что у Эллиса под рукой оказался только гаечный ключ.
Я не знал, насколько близок он был к тому, чтобы непоправимо повредить мне правую руку. Я только знал, что он, кажется, был на это способен.
Я не мог сказать им, что я пережил наяву свой кошмар и что меня до сих пор трясет от страха.
Я сказал им только, что Йоркшир разбил мне лицо гаечным ключом. Я немного рассказал им о своем бегстве при помощи дзюдо и все о мальчишке на скейте, мороженом и посадке в автобус на глазах у Йоркшира и Эллиса. Это вышло почти забавно.
Арчи понял, что я не рассказал о многом, но не стал настаивать.
Чарльз озадаченно спросил:
— Но ведь они же ранили тебя, Сид?
И я почти со смехом сказал ему половину правды:
— Они безумно испугались меня.
Дэвис спросил насчет шропширского алиби Эллиса. Его коллега, королевский прокурор, был сильно озабочен тем, что адвокаты Эллиса сумеют не допустить вынесения приговора. Я объяснил, что у меня не было времени выяснить, в котором часу Эллис приехал на танцы.
— Кто-то должен знать. Надо просто поспрашивать местных, кто помогал парковать машины, — сказал я и посмотрел на Нормана. — Есть вероятность, что это сделает полиция?
— Некоторая вероятность есть, — сказал он.
— Обойдите пабы, — предложил я. Норман покачал головой.
— Времени осталось немного, — напомнил Дэвис. — Сид, ты не мог бы сделать это завтра? Завтра воскресенье. А в понедельник суд.
Арчи твердо сказал:
— Нет, Сид, не сможет. Всему есть предел... Я постараюсь найти кого-нибудь другого.
Жена Арчи, прежде чем пойти провести вечер у своей золовки Бетти Брэккен, наделала гору сандвичей. Арчи скромно предложил их нам. Вкус сыра и цыпленка казался мне странным, как будто я впервые пробовал их. Странно, что опасность и ощущение собственной смертности делают со знакомыми вещами.
Ощущение нереальности не исчезло, даже когда я взял бумажную салфетку, чтобы вытереть пальцы.
Зазвонили в дверь. Арчи пошел открывать и вернулся с напряженно-недовольным лицом, а за ним следом шел парень, в котором я с удивлением узнал Джонатана.
Мятежная копна волос стала намного короче. Желтые полосы еще оставались на отросших волосах. Выбритого скальпа не было и в помине.
— Привет, — сказал он, оглядывая комнату и задерживая взгляд на моем лице. — Я пришел повидаться с вами. Тетушки сказали, что вы здесь. Послушайте, вы совсем по-другому выглядите.
— На три месяца старше, — кивнул я. — Как и ты.
Джонатан взял сандвич, не замечая неодобрения Арчи.
— Привет, — беззаботно бросил он Норману. — Как там лодка?
— Лежит в зимнем сарае.
Джонатан прожевал и повернулся ко мне:
— Меня не хотят брать на буровую, пока мне не исполнится восемнадцать. Не хотят брать во флот. У меня неплохие пеки. И что мне с ними делать?
— Пеки? — озадаченно спросил Чарльз.
— Пекторальные мышцы, — объяснил Норман. — От катания на водных лыжах.
— А...
— А как ты добрался сюда от Комб-Бассет? — спросил я Джонатана.
— Бегом.
Он вошел в дом Арчи, даже не запыхавшись.
— Ты сможешь съездить на мотоцикле кое-куда — теперь, когда тебе исполнилось шестнадцать? — спросил я.
— Сделайте одолжение.
— У него нет мотоцикла, — сказал Арчи.
— Он может угнать его.
— Но... зачем?
— Съездить в Шропшир, — сказал я. Меня завалили возражениями.
Я объяснил Джонатану, что нужно сделать.
— Найди кого-нибудь — кого угодно, — кто видел, как Эллис Квинт приехал на танцы. Найди людей, которые парковали машины.
— Он не может ходить по пабам, — упорствовал Норман. — Ему еще нет и восемнадцати.
Мы с Джонатаном обменялись взглядами. В пятнадцать он покупал в пабе джин для жены дальнобойщика.
— Эй, — сказал он, — а куда мне надо ехать?
Я объяснил ему подробно. Его дядя и все остальные смотрели неодобрительно. Я выгреб из поясной сумки все оставшиеся там деньги и дал ему.
— Я хочу получить письменные показания, — сказал я. — Привези мне бумагу. За подписью свидетеля. Все должно быть солидно.
— Это вроде испытания? — медленно спросил он.
— Да.
— О'кей.
— Не задерживайся там больше одного дня, — сказал я. — Не забывай, тебя могут на этой неделе вызвать в суд давать показания.
— Как будто я могу забыть.
Он прихватил стопку сандвичей, широко мне улыбнулся и, не сказав больше ни слова, ушел.
— Вы не можете, — выразительно сказал Арчи.
— А что вы собираетесь с ним делать?
— Но... он...
— Он сообразительный парень, — сказал я. — Наблюдателен. Силен.
Посмотрим, как он справится в Шропшире.
— Ему всего шестнадцать.
— Мне нужен новый Чико.
— Но Джонатан угоняет машины.
— Но за все лето не угнал ни одной. Ведь так?
— Это не значит...
— Умение угнать машину, — с юмором сказал я, — в моих глазах скорее достоинство. Посмотрим, что он сделает завтра с этим алиби.
Арчи, все еще недовольный, отступил.
— От этого слишком многое зависит, — тяжело вздохнув, проговорил Дэвис.
— Если Джонатан ничего не найдет, в понедельник поеду сам, — сказал я.
— Будет слишком поздно, — сказал Дэвис.
— Нет, если вы сделаете так, что ваш коллега попросит еще один день отсрочки. Придумайте грипп или что-нибудь в этом роде.
Дэвис с сомнением сказал:
— Насколько вы связаны с этим судом? «Памп» — или Эллис Квинт, они ведь все равно не отстанут от вас? Я имею в виду... Эта кампания ненависти... вы не хотите отступить?
Чарльз обиделся за меня.
— Конечно, он не отступит, — сказал он. Такая вера! Я прямо сказал Дэвису:
— Не дайте вашему коллеге отступить. Вот где настоящая опасность.
Скажите ему, чтобы он настаивал на обвинении, алиби там или не алиби. Скажите прокуратуре, чтобы они нашли немного мужества.
— Сид! — Он отпрянул назад. — Они реалисты.
— Они до посинения боятся адвокатов Эллиса. Ну а я их не боюсь. Эллис отрубил ногу жеребцу Бетти Брэккен. Больше всего на свете я бы хотел, чтобы он этого не делал, но он сделал. У него нет алиби на ту ночь. Заставьте своего коллегу сказать адвокатам Эллиса, что жеребец в Нортгемптоне — подражательное преступление. Если мы не можем опровергнуть алиби Эллиса, то скажем, что это подражание, и будем на этом настаивать, и, если вы имеете хоть какое-то влияние на вашего коллегу прокурора, сделайте так, чтобы он дал мне возможность сказать об этом в суде.