— Но давайте, — однажды с улыбкой заявил Генри, доедая жареную баранину, — давайте не будем становиться завсегдатаями скачек.
Как-то в понедельник утром Гордон сообщил в офисе, что вчера повстречал Дисдэйла — они обедали в ресторане, который нравился им обоим.
— Он очень смутился при виде меня, — сказал Гордон. — Но я должен был с ним поговорить. Он в самом деле не знал, вы понимаете, что Кальдер такой плут. Он сказал, что ему не верилось, до сих пор с трудом верится, что исцеления не были исцелениями и что Кальдер действительно убил двух человек. Он был очень подавлен, насколько это возможно для Дисдэйла.
— Наверное, — осторожно сказал я, — вы не спросили его, случалось ли раньше, что они с Кальдером покупали, лечили и продавали заболевших лошадей? До Индийского Шелка?
— Спросил, в точности как вы подумали. Но он говорит — нет. Индийский Шелк был первым, и Дисдэйл довольно уныло сказал, что, видимо. Кальдер и Ян Паргеттер не могли видеть, как затраченное время и усилия пропадают впустую. И когда Ян Паргеттер не смог уговорить Фреда Барнета обратиться к Кальдеру, Кальдер подослал Дисдэйла просто купить лошадь.
— И это отлично сработало.
Гордон кивнул.
— А еще Дисдэйл сказал, что Кальдер, как и сам Дисдэйл, был ошарашен, узнав, что именно «Эктрин» ссудил средства для покупки Сэнд-Кастла. В газетах об этом не упоминалось. Дисдэйл попросил передать вам, что, когда он сообщил Кальдеру о том, чьи на самом деле деньги, Кальдер принялся повторять «О Господи» и весь вечер ходил из угла в угол, и выпил гораздо больше обычного. Дисдэйл не понимал, в чем дело, и Кальдер не собирался ему говорить, но Дисдэйл думает, что Кальдера совесть мучила. Ведь он наносил удар по «Эктрину», а Эктрин спас ему жизнь.
— Дисдэйл, — сухо заметил я, — все еще пытается оправдать своего кумира.
— И свое восхищение им, — согласился Гордон. — Но, возможно, это правда. Дисдэйл говорит, что Кальдер действительно вас любил.
Любил. И прощения просил, и едва не убил. Все вместе.
Свобода движений постепенно возвращалась; с плеча и руки наконец-то сняли фиксирующую повязку, и благодаря физиотерапевтическим процедурам, упражнениям и массажу медленно восстанавливалась и сила.
С лодыжкой дела обстояли не так хорошо. Прошло более четырех месяцев, но я все еще был вынужден носить повязку, правда, теперь это был не гипс, а система из алюминия и ремней, позволяющих немного двигать ногой. Никто не обещал, что я когда-нибудь смогу встать на лыжи, пока что даже для небольших прогулок требовалась трость. Вернувшись в свой дом в Хэмпстеде, я до того устал прыгать по ступенькам, что наконец снял себе отдельную квартиру с лифтом, возносящим меня ввысь, и гаражом в цокольном этаже; и считал, что в тот день, когда я туда въехал на своей машине, жизнь коренным образом изменилась к лучшему: автоматическое переключение скоростей и никакой работы для левой лодыжки.
За день или два до того, как Гордона должны были положить в больницу на обследование, он походя упомянул, что Джудит собирается забрать его после работы из банка и вместе с ним поехать в больницу, где он останется ночевать, чтобы в пятницу с утра начать делать анализы.
В пятницу вечером она заберет его домой, и весь уик-энд он будет отдыхать, и в офис вернется в понедельник.
— Буду рад, когда все это закончится, — сказал он. — Ненавижу все эти иголки и когда тебя таскают туда-сюда.
— Когда Джудит поместит вас в больницу, не согласится ли она пообедать со мной, прежде чем вернется домой? — спросил я.
Во взгляде Гордона мелькнула искорка; идея пустила корни.
— Думаю, она не откажется. Я ее спрошу.
На следующий день он сообщил, что Джудит обрадовалась предложению, и мы с ним договорились, что она оставит его в больнице, а потом присоединится ко мне в приятном ресторане, который мы оба хорошо знали. И еще через день, в четверг, наш план был надлежащим образом выполнен.
Она пришла сияющая, глаза ее искрились, белые зубы блестели; на ней было синее платье до пят и туфли на высоких каблуках.
— Гордон отлично себя чувствует, только ворчит насчет завтра, — доложила Джудит. — И они не собираются кормить его ужином и тем дали новый повод поворчать. Он сказал, чтобы мы помнили о нем, когда будем наслаждаться бифштексами.
Сомневаюсь, что нам это удалось. Я даже не помню, что мы ели. Наслаждение сидело по другую сторону маленького стола. Джудит была очаровательна, она говорила мне какую-то бессмыслицу насчет полного холодильника и что с ним будет, если выдернуть штепсель.
— И что же?
— Он потеряет хладнокровие.
Я расхохотался над глупостью всего этого; я весь был пропитан сладкой отравой ее близости, я так страстно желал, чтобы она была моей женой, что мышцы мои свела судорога.
— Вы собираетесь в Австралию... — начал я.
— В Австралию? — Она поколебалась. — Мы уезжаем через три недели.
— Слишком скоро.
— Гордону через неделю шестьдесят, — сказала она. — Вы же знаете.
Будет вечеринка.
Генри, Вэл и я устраивали вскладчину скромные проводы Гордону — в офисе, на следующий день после окончания его работы, в связи с чем были приглашены управляющие банка и их жены.
— Жаль, что он так скоро, — сказал я.
— Едет в Австралию?
— Уходит из банка.
Мы пили вино и кофе и говорили друг с другом без слов. Когда пришла пора расставаться, она осторожно сказала:
— Знаешь, нас не будет несколько месяцев.
Я едва сумел овладеть собой.
— Несколько... Сколько?
— Мы не знаем. Мы хотим побывать везде, куда вздумается завернуть Гордону или мне. Это не будет похоже на обычный отпуск. Мы поваляем дурака.
Галопом по Европам, по Среднему Востоку, Индия, Сингапур, Бали, потом Австралия, Новая Зеландия, Таити, Фиджи, Гавайи, Америка...
Она замолчала. Глаза ее не смеялись. Они были полны печали. Я проглотил комок в горле.
— Для Гордона это будет утомительно.
— Он говорит, что нет. Он так страстно хочет поехать, и я знаю, он всегда мечтал, как у него появится время, чтобы на все посмотреть... и мы особенно спешить не будем, будем путешествовать с передышками.
Ресторан вокруг нас опустел, официанты с веж ливыми минами ожидали, когда мы уйдем. Джудит облачилась в синее пальто, и мы вышли на улицу, на остывшую мостовую.
— Как ты доберешься домой? — спросил я.
— На метро.
— Я тебя отвезу.
Она слегка улыбнулась и кивнула мне, и мы не спеша перешли дорогу, туда, где стояла моя машина. Она села рядом со мной, и я, как автомат, включил зажигание, отпустил ручной тормоз и повел машину в Клэфем, едва ли видя дорогу.