– Вы отняли у него работу?
– Нет, – возразил я. – Он потерял ее на месяц раньше, чем предложили мне.
– Вы тоже жокей? – спросил он, глядя на меня с любопытством. Я кивнул и назвал свою фамилию. Он сообщил, что его фамилия Парнелл. Я сбросил скорость, и мы остановились в нескольких метрах от дома Гранта. В окнах по-прежнему не горел свет.
– Я оставил его тут меньше десяти минут назад, – сказал я, когда мы шли по дорожке к входной двери. Едва видимый в свете уличного фонаря маленький сад выглядел запущенным и печальным, на заросших травой клумбах торчали засохшие цветы. Мы позвонили в дверь. Никакого результата. Мы позвонили снова. Доктор доел торт и облизал пальцы.
Что-то в темноте зашелестело на дорожке сада. Доктор вынул фонарь в форме карандаша, таким обычно врачи освещают глаз или горло пациента, и направил его тоненький луч на кусты жасмина, растущие вдоль забора. Свет выхватил из темноты несколько жалких кустов роз, заглушённых некошенной травой. Но в углу у забора острый луч света наткнулся на силуэт сгорбившегося человека. Он сидел на земле, прижавшись спиной к забору, обхватив руками голову и упираясь подбородком в колени.
– Пойдем, старина, – ободряюще сказал доктор и поставил его на ноги. Он ощупал карманы Гранта, нашел связку ключей и вручил мне. Я пошел вперед, отпер входную дверь и включил в прихожей свет. Доктор вел Гранта, и мы вошли в комнату, которая оказалась столовой, где все было покрыто толстым слоем пыли.
Грант бессильно рухнул на стул и положил голову на грязный обеденный стол. Доктор осмотрел его, пощупал пульс, поднял глазное веко, пробежался руками вокруг шеи и выступающих скул. Грант раздраженно откинулся, когда пальцы Парнелла коснулись того места, куда я ударил его, и сердито пробормотал:
– Убирайтесь вон, убирайтесь вон. Парнелл отступил на шаг и пожевал губы.
– Насколько я вижу, никаких физических повреждений у него нет, разве что онемела шея. Нам лучше уложить его в постель, я дам успокоительное, а утром организую, чтобы его осмотрел тот, кто сможет определить, что с ним происходит. Если будут какие-нибудь изменения в его состоянии, вы можете ночью позвонить мне.
– Я? Я не останусь тут на всю ночь…
– М-да, а я думал… Не останетесь? – бодрым тоном проговорил он, и глаза сардонически засверкали на круглом лице. – Кто же тогда? В конце концов, вы ударили его.
– Да, но… – запротестовал я, – но ведь причина не в этом.
– Какая разница? Вы уже позаботились, чтобы привезти его домой, и привели меня. Будьте хорошим парнем и доведите дело до конца. Думаю, кто-то должен остаться с ним на ночь… кто-то достаточно сильный, чтобы справиться в критическую минуту. Пожилая родственница тут не годится, даже если бы так поздно мне и удалось разыскать кого-нибудь.
Когда вопрос поставлен так, трудно отказаться. Мы повели Гранта наверх, вдвоем поддерживая его. Спальня оказалась в, отвратительном состоянии. Грязные, скомканные простыни и одеяла кучей громоздились на неубранной постели, толстый слой пыли покрывал все поверхности, испачканная одежда валялась на полу и грязные рубашки висели на спинках стульев. Вся комната пахла прокисшим потом.
– Лучше положить его где-нибудь в другом месте, – предложил я, зажигая свет и открывая другие двери на маленькой лестничной площадке. Одна дверь вела в ванную, запущенный вид которой не поддается описанию. За другой оказался бельевой шкаф, где лежало в аккуратной стопке несколько простыней, а за третьей открылась пустая спальня с яркими букетами роз на обоях; Грант, сощурившись, стоял на площадке, пока я доставал простыни и стелил ему постель. Чистой пижамы в шкафу не нашлось. Доктор Парнелл раздел Гранта до трусов и заставил лечь в чистую постель. Затем он спустился вниз и вернулся со стаканом воды, по брезгливому выражению лица я без слов понял, в каком состоянии могла быть кухня.
Он открыл чемодан и достал две таблетки, из своей руки заставил Гранта проглотить их, что тот послушно сделал.
Парнелл посмотрел на часы.
– Я опаздываю на прием, – воскликнул он, когда Грант лег на спину и закрыл глаза. – Таблетки позволят ему немного спокойно поспать. Дайте еще две, когда он проснется. – Он протянул мне маленький пузырек. – Вы знаете, где найти меня, если я понадоблюсь, – добавил он с бессердечной ухмылкой. – Спокойной ночи.
Я провел ужасную ночь, поужинав бутылкой молока, которую нашел на пороге. В вонючей кухне не было ничего съедобного. В доме я не нашел ни книг, ни радио и коротал время, пытаясь навести порядок в этом жутком хаосе.
Несколько раз я поднимался на цыпочках взглянуть, что делает Грант, но он мирно спал, вытянувшись на спине. В полночь я нашел его с открытыми глазами, но когда подошел ближе, то увидел, что сознание не вернулось к нему, и он послушно, не говоря ни слова, проглотил две таблетки. Я подождал, пока он снова закроет глаза, потом запер дверь спальни и спустился вниз. Разложив ковер из машины на коротком диване, я заснул тяжелым сном.
Доктор Парнелл оказался все же так любезен, что полвосьмого приехал с мужчиной средних лет и освободил меня. Он привез с собой корзинку, собранную его женой. Она положила туда яйца, бекон, хлеб, молоко, кофе, а он вытащил из врачебного чемодана электрическую бритву с сильным мотором.
– Вот и все, – весело сказал он, и его круглое лицо сияло.
Так я приехал на скачки, вымытый, выбритый и накормленный. Но мысль о человеке, оставленном с помутненным рассудком, не поднимала настроения.
– Вся беда в том, что именно сейчас нам не хватает жокеев, – пожаловался Эксминстер.
Мы ехали в Сендаун и обсуждали, кого можно взять на следующей неделе, когда ему придется послать лошадей на два разных ипподрома в один и тот же день.
– Вы все еще думаете, что есть черная кошка, от которой идет вред всему делу, – говорил Эксминстер, ловко протискивая свой большой лимузин между девушкой, едва справлявшейся с велосипедом, и фургоном для перевозки мебели. – Арт застрелился, Пип сломал ногу, у Гранта нервное расстройство. У двоих или троих обычные травмы, вроде сломанной ключицы, и, наконец, четверо совершенно бесполезных парней, взятых по никудышному совету Боллертона, и теперь от них одни неприятности. Есть еще Питер Клуни… но я слышал, что он ненадежен, может вовремя не приехать; Дэнни Хигс слишком много спорит, говорят владельцы; Ингерсолл, я бы сказал, не всегда старается… – Он сбросил скорость, пока мамаша толкала перед собой коляску, и вместе с ней трое малышей не спеша переходили дорогу, и продолжал: – Каждый раз, когда я считаю, что нашел многообещающего жокея, я узнаю что-то, говорящее не в его пользу. С вами… те кадры, что они показали в телевизионной программе. Просто шок, разве не правда? Я смотрел и думал: боже, что я наделал, я взял этого олуха работать на моих лошадях, и, кроме того, как я объясню владельцам, почему я его взял. – Он усмехнулся. – Я готов был обзвонить их и заверить, что вы никогда не будете работать с их лошадьми. К счастью для вас, я вспомнил, как вы уже работали для меня, и решил досмотреть передачу, и, когда она кончилась, я отказался от намерения звонить. Я даже подумал, что наткнулся на золотую жилу, опередив всех и захватив вас. И ничего, что было потом, – он сбоку посмотрел на меня и улыбнулся, – не изменило моего мнения.