– Это он – шантажист?
– Господь его знает. Спросите Кита.
Он понимал не меньше, чем я сам, что ни за какие коврижки я ни о чем не буду спрашивать Кита.
– По-моему, Кит это все выдумал, – вымолвил Дарт. – Он страшный врун. Органически не может говорить правду.
– А Конрад? Он врет?
– Отец? – Дарт и не думал сердиться на такое неуважительное отношение к родителю. – Мой отец говорит правду из принципа. А возможно, от недостатка воображения. Судите уж сами.
– Близнецы на распутье, – сказал я.
– Это еще что такое, о чем это вы?
– Объясню позже.
Марджори железным тоном изрекла:
– Нам не нужен архитектор.
– Посмотри в лицо фактам, – взмолился Конрад. – Тут же камня на камне не осталось. Нам, можно сказать, с неба свалилась возможность построить что-нибудь значительное.
Построить что-нибудь значительное! Эти слова отложились в моей памяти как неистребимое воспоминание о школе архитектуры Архитектурной ассоциации. «Создать что-нибудь значительное» – к месту и не к месту повторялось там одним из наших преподавателей.
Я внимательно посмотрел на конрадовского архитектора, пытаясь мысленно вернуться на шестнадцать лет назад. Конрадовский архитектор, всплыло в памяти, был студентом школы архитектуры, где учился я, но старше меня курсом, принадлежал к школьной элите и считался приверженцем стиля будущего. Мне припомнилось его лицо и то, какую блестящую карьеру ему сулили, но имя начисто выпало из памяти.
Роджер отошел от меня, чтобы заявить о своем присутствии в конфликте Марджори – Конрад, весьма незавидное положение для управляющего. Конрадовский архитектор чуть кивнул ему, видя в нем противника, а не союзника.
Поведя рукой в сторону разгорающейся схватки, Дарт спросил:
– А вы что думаете по поводу того, что им следует предпринять?
– Я? Лично я?
– Да.
– Им ровным счетом наплевать, что я думаю.
– Но мне любопытно было бы узнать.
– Я думаю, что им следует заняться выяснением, кто сделал это и с какой целью.
– Но ведь полиция занимается этим.
– Вы что, хотите сказать, что семейство не желает знать?
Дарт явно пришел в смятение:
– А вы что, видите сквозь стены?
– Почему они не хотят знать? Мне кажется, это опасное безразличие.
– Марджори пойдет на что угодно, лишь бы все, что касается семейства, было шито-крыто, – признался Дарт. – Она еще хуже деда, а ведь он отдал бы все на свете, лишь бы не запятналось имя Стрэттонов.
Кит, наверное, влетел им в копеечку, подумал я, начиная с моей матушки и сколько еще раз после нее, и еще я задался вопросом, что же такое мог натворить Форсайт, чтобы так напугать их.
Дарт взглянул на часы.
– Без двадцати двенадцать, – сказал он, – меня уже тошнит от всего этого. Что бы вы сказали о «Мейфлауере»?
Подумав, я согласился на «Мейфлауер» и без фанфар отступил с ним к шестилетней «Гранаде» с ржавыми передними крыльями. По-видимому, Гарольд Квест никогда не мешал выезжать с ипподрома. Мы беспрепятственно проследовали до примитивной подделки под 1620 год, где Дарт заказал маленькую кружку, а я присовокупил к ней заказ на пятнадцать домашних сандвичей с сыром, помидорами, ветчиной и салатом, а к ним целую лохань мороженого.
– И вы все это собираетесь съесть? – изумился Дарт.
– Меня ждут пять разинутых клювов.
– Боже милосердный! Совершенно забыл.
Пока нам готовили сандвичи, мы сидели и пили пиво, а потом он, посмеиваясь, отвез меня через задний въезд к дому Роджера и припарковался рядом с автобусом.
Рядом с входом в автобус я приспособил выносной гонг, который выдвигался из специальной ниши, и Дарт с нескрываемым удивлением наблюдал, как я извлек гонг на улицу и начал колотить по нему.
Ковбои заявились прямо из прерии, голодные, сухие, гордые и независимые, и расселись на ящиках и бревнах, приготовившись к ленчу на открытом воздухе. Я стоял, оперевшись на костыли. Мальчики привыкли к моему виду и никак не реагировали.
Они рассказали, что построили из палок частокол. Внутри укрепления находилась кавалерия Соединенных Штатов (Кристофер и Тоби), а за его пределами – индейцы (все остальные). Индейцы (конечно же) были хорошими и хотели взять частокол штурмом или каким-либо другим способом и заполучить побольше скальпов бледнолицых. Для этого, сказал вождь Эдуард, нужно суметь подкрасться к форту. Самым искусным разведчиком был Элан Красное Перо.
С сандвичем в руках, Дарт заметил, что, как ему кажется, устрашающая боевая раскраска Нила (губная помада миссис Гарднер) – настоящее торжество политической корректности.
Ни один из них не понял, что он хотел сказать. Я заметил, как Нил впитывает эти слова, молча проговаривает их, готовясь позже задать вопрос.
Как саранча набросившись на мейфлауерскую еду, они скоро пришли в самое благодушное настроение, и я счел момент подходящим, чтобы сказать им:
– Задайте Дарту загадку про пилигрима. Ему будет интересно.
Кристофер с готовностью начал:
– Пилигрим пришел к развилке дороги. Одна дорога вела к жизни, другая к смерти. У начала обеих дорог стоял страж.
– Они были близнецами, – уточнил Эдуард. Кристофер кивнул и продолжил:
– Один близнец всегда говорил правду, другой всегда врал.
Дарт повернул голову и посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
– Это очень древняя загадка, – извиняющимся тоном пояснил Эдуард.
– Пилигриму разрешалось задать только один вопрос, – сказал Тоби. – Только один. А чтобы спасти свою жизнь, он должен был узнать, какая из дорог ведет к жизни. Так вот, что он спросил?
– Он спросил, какая дорога ведет к жизни, – резонно ответил Дарт.
Кристофер тут же уточнил:
– А кого из близнецов он спросил?
– Того, кто говорил правду.
– А как он мог узнать, кто из них говорит правду? Они же были похожи, как две капли воды. Они же были близнецами.
– Конрад с Китом совсем не одинаковые, – возразил Дарт.
Не поняв его возражения, дети продолжали давить на него. Тоби еще раз задал вопрос:
– Какой вопрос задал пилигрим?
– Не имею ни малейшего представления.
– Думайте, – приказал Эдуард. Дарт повернулся ко мне.
– Выручайте! – взмолился он.
– Пилигрим не так сказал, – с удовольствием довел до его сведения Нил.
– А вы все знаете?
Пять голов кивнули: