— Белинда говорила, что вас ограбили, сэр, вас и… э-э… маму.
При воспоминании о недавних событиях Грэг переменился в лице и предоставил Кену краткий отчет о случившемся. Тот в ответ изобразил негодование и посочувствовал:
— Как вам не повезло!
Он говорил с глостерширским акцентом, не сильным, но заметным. Если попробовать, я бы тоже мог легко вспомнить это наречие, хотя давно сменил его на итонский английский, переняв его у отчима. Он сразу сказал, что у меня есть способности к языкам, и заставил меня выучить французский, испанский и русский, еще когда я был подростком. «Это самый подходящий возраст для изучения языков, — говорил он. — Я пошлю тебя в английскую школу поучиться два последних года, чтобы ты мог поступить в университет, но, чтобы стать настоящим полиглотом, языки нужно учить там, где они считаются родными».
Один за другим я всосал в себя французский — в Каире, русский — в Москве, испанский — в Мадриде. Отчим упустил из виду японский, но это скорее промах министерства иностранных дел, которое не направило его в соответствующую страну.
Наконец появились Викки и Белинда. На этот раз Викки была в красном. Мы решили отправиться куда-нибудь разлечься.
Кен ехал впереди и показывал дорогу к маленькой провинциальной гостинице, при которой был кабачок. Белинда сидела с ним рядом, а я во взятой напрокат машине снова вез Викки и Грэга, которые устроились вместе на заднем сиденье, из-за чего Белинда сделала вывод, что «помощник» значит «шофер». Когда, придя в бар, я поддержал предложение Кена выпить перед обедом, она наградила меня неприязненным взглядом.
Мы разместились за небольшим круглым столиком в углу зала, плотно заставленного тяжелой дубовой мебелью. На стенах висели бра с красными абажурами. Их света едва хватало, чтобы прочесть меню. Общая атмосфера производила впечатление такого тепла и уюта, которые можно встретить только в британском пабе.
Белинда уставилась на меня поверх своего стакана:
— Мать говорит, что вы ее секретарь, но я не могу понять, зачем она наняла вас.
— Нет, дорогая, — начала было Викки, однако Белинда жестом заставила ее замолчать.
— Секретарь, водитель, помощник вообще, какая разница? — сказала она. — Теперь, пока ты здесь, я могла бы прекрасно заботиться о тебе сама. Простите за откровенность, но я не могу понять, как ты оправдываешь эти дополнительные расходы?
У Грэга и Викки отвисли челюсти. Они совершенно растерялись, и было ясно, что им ужасно неловко.
— Питер… — Викки не знала, что ответить.
— Все в порядке, — успокоил я ее, а Белинде сказал миролюбиво: — Я государственный служащий, первый секретарь в министерстве иностранных дел, ваша мать не платит мне. Я здесь только для того, чтобы поддержать ее и Грэга в течение нескольких дней, пока они не придут в себя после нападения. Мне все равно нужно было ехать в Англию, и мы решили путешествовать вместе. Мне, наверное, следовало сразу все объяснить. Прошу прощения.
Я понял, что, если просишь прощения там, где не виноват, это непременно приводит в замешательство твоего оппонента. Японцы всегда так делают. Белинда пожала плечами и жеманно скривила губки.
— Если так, простите, — сказала она, глядя в мою сторону, но не на меня конкретно, а выдерживая лишь общее направление. — Но откуда мне было знать?
— Я же тебе говорила… — начала было Викки.
— Ничего страшного, — сказал я. — Что тут у нас интересного в меню?
Белинда была хорошо осведомлена в этом плане и принялась инструктировать мать и Грэга. Мысли Кена витали неизвестно где, но он изо всех сил старался на сегодняшний вечер отогнать мрачное настроение, и в некоторой степени ему это удалось.
— Какое вино вы предпочитаете за обедом… э-э-э… мама? — спросил Кен.
— Не называйте меня мамой, зовите просто Викки.
Он назвал ее Викки легко, безо всякого «э-э-э». Она сказала, что предпочитает красное вино. Любое. Он может выбрать сам. «Викки и Кен найдут общий язык», — подумал я, любуясь ею. За обедом Белинда немного смягчилась, и это придало особый шарм ее утонченной красоте, которая каким-то образом привлекла Кена. Грэг предложил тост за их бракосочетание.
— Вы женаты? — спросил его Кен, чокаясь с Викки.
— Пока нет.
— Подумываете об этом?
— Постольку-поскольку…
Он понимающе кивнул, а я вспомнил о молодой англичанке, с которой распрощался в Японии и которая переключила свое внимание на более крупную рыбину в дипломатическом пруду. Английские девушки — сотрудницы посольств — в основном представляли собой высококачественную продукцию престижных институтов, они были умны и, как правило, привлекательны. Союзы между ними и неженатыми дипломатами для обеих сторон делали жизнь интереснее и обычно распадались достойно, без слез. У меня были трогательные расставания в трех разных странах, и я нисколько не жалел об этом.
К тому времени, как подали кофе, отношения между Грэгом, Викки, Белиндой и Кеном приобрели те очертания, которые они и должны были сохранять в дальнейшем. Викки, как роза, которую поставили в свежую воду, ожила настолько, что ненавязчиво флиртовала с Кеном. Грэг и Кен внешне казались радушными, но не сумели избавиться от внутреннего напряжения. Белинда подавляла мать, была сдержанна с Грэгом и принимала Кена как само собой разумеющееся. В целом вполне приличный коллектив родственников.
Кен по-прежнему через каждые пять минут на мгновение предавался своим мрачным мыслям, но и не думал делиться ими. Вместо этого он рассказал о лошади, которую два года назад купил по дешевке, чтобы спасти ее от усыпления.
— Хорошая лошадка, — говорил он. — Она сломала берцовую кость, и владелец решил ее усыпить. Я сказал ему, что мог бы спасти лошадь, если бы он заплатил за операцию, но он пожалел денег. К тому же лошадь не смогла бы принимать участие в гонках еще в течение года. Владелец пришел к выводу, что нет смысла лечить животное, а выгоднее просто усыпить. Я предложил ему немного больше денег, чем он заработал бы, продав мясо на корм для собак, и он согласился. Я сделал операцию, выходил лошадь, отдал ее тренеру, а на днях она выиграла скачки. Теперь Ронни Апджон, это бывший хозяин, заговаривает со мной только для того, чтобы сказать, что пришьет мне дело.
— Вот свинья, — возмущенно вставила Викки.
Ронни Апджон. Я пытался вспомнить.
Это имя было мне знакомо. Никаких четких ассоциаций не возникало, кроме того, что в моей памяти оно было связано с другим: Трэверс.
Апджон и Трэверс. Кто или что были эти Апджон и Трэверс?
— Через пару недель мы собираемся выставить свою лошадь здесь, в Челтенхеме, — похвалился Кен. — Я запишу ее на имя Белинды, и, если она выиграет, это будет хорошим свадебным подарком нам обоим.
— А что это за скачки? — спросил я, чтобы поддержать разговор.
— Бег с препятствиями на двухмильную дистанцию. Вы бываете на ипподроме?