— Ты все еще работаешь в фирме? — спросил я.
— Фирма может закрыться, но лошадям все Равно нужна помощь, — бросил он.
— Кен говорит так же.
Сын Нэгребба, который, казалось, совсем меня не слушал, но внимательно за мной наблюдал, вдруг соскользнул с лошади, вручил поводья своему отцу, наклонился, пролез под забором и подошел к нам. Угроза, исходившая от него, казалась вблизи почти осязаемой. Я подумал, что он в два раза крупнее своего отца.
— Приятель, у тебя появились проблемы, — обратился он ко мне.
Кнут он держал в левой руке. Я успел спросить сам себя, не левша ли он. Он более или менее доказал, что нет, нанеся мне быстрый и сильный удар кулаком правой руки в область желудка.
Мне показалось, что меня лягнула лошадь. У меня перехватило дыхание, я упал на одно колено, сложившись вдвое, как парализованный.
Положение не очень улучшилось, когда сын Нэгребба водрузил свой сапог на мое склоненное плечо и буквально опрокинул меня.
Никто не возражал. Перед моими глазами возникла старая пыльная трава. Помощи ждать неоткуда.
Дыхание медленно вернулось ко мне, а вместе с ним пришла бессильная ярость, отчасти на самого себя за то, что так неосмотрительно ввязался в этот скандал. Не было никакого смысла пытаться дать сдачи младшему Нэгреббу, он бы опять меня свалил. Моим оружием были слова, а не руки. Я никого никогда не ударил даже в гневе.
Я встал на колени, потом на ноги. Нэгребб смотрел задумчиво, а его сын — с невыносимым превосходством. Оливер был безучастен. Девушка улыбалась.
Я задержал дыхание. Поборол свою злость.
— Все, я понял, — сказал я.
Не самая мудрая из реплик, как потом подумалось мне, но это все, на что я был способен в тот момент. Сын замахнулся на меня еще раз, но я был готов к этому и запястьем парировал удар. Даже этого хватило, чтобы мои пальцы онемели. Единственное, что было положительным в данной ситуации, так это то, что я ни словом не обмолвился о коллагеноразлагающих ферментах, и поэтому угроза познакомиться со шприцами, наполненными коллагеназой, отпала сама собой.
— Послушайте, — сказал я, — я писатель. Если вы не хотите, чтобы о вас написали, что ж, я получил предупреждение.
Я повернулся к ним спиной и сделал несколько шагов к машине, стараясь не шататься.
— Не вздумай вернуться, — крикнул мне вдогонку Нэгребб.
«Ни за что в твоей жизни, — подумал я. — Впрочем, в моей тоже».
Я открыл дверцу и упал на водительское место. Это оказалось очень болезненно. В момент удара я чувствовал, что мои легкие разорвались, но через некоторое время меня начала донимать боль. Ее эпицентр находился где-то в области грудины.
Они не пытались меня остановить. Я завелся, объехал машину Оливера и поехал вниз прямо по дороге, переживая свое позорное поражение. «Никогда не вступай в бой без щита и оружия», — подумал я.
Подъехав к Тетфорду, я остался сидеть в машине, и Кен вышел узнать, в чем дело.
Он нагнулся и заглянул в опущенное окно.
— Что случилось? — спросил он.
— Ничего особенного.
— Нет, случилось.
Я вздохнул. Поморщился от боли. Криво улыбнулся. Ткнул пальцем в свою диафрагму:
— Сын Нэгребба нокаутировал меня в солнечное сплетение.
Он рассердился.
— Я же говорил тебе не ездить туда.
— Да, говорил, но я поехал. Сам виноват.
— Но почему? Почему он тебя ударил?
— Я спросил об остром воспалении копыта.
Кен был в шоке.
— Ты в своем уме?
— М-м-м… Но ответ был содержательным. Кстати, там же был и Оливер, он осматривал растяжение связок у лошади. Его вызвал Нэгребб.
— А он сам там был?
— Да. А также свирепая рыжеволосая девица, которой ужасно понравилось, когда сын Нэгребба меня побил. Они все были на выгуле, когда я приехал.
Кен кивнул:
— Это его дочь. Я тебя предупреждал, что сын Нэгребба — ядовитый гаденыш.
— Ты, как всегда, прав.
«Ядовитый», — подумал я. Я уже собрался было рассказать Кену о фугу, но чем больше об этом думал, тем нереальнее все казалось. Нет, не фугу. Если существовал один невидимый яд, могли существовать и другие. Нужно подождать квитанцию из «Паркуэй кемикалз».
Я выполз из машины и осторожно выпрямился. Я видел фильмы, где людей били в живот по шесть раз подряд, а они отряхивались так, будто их пощекотали перышком. Для меня же, не привыкшего к подобному обращению, один удар в живот был равен шести ударам молота для забивания свай.
— А тебе досталось, — сказал Кен обеспокоенно.
— Да ладно, как ты сказал, я же сам напросился.
Мы вошли в дом, и я попросил его не позорить меня перед Грэгом, Викки и Белиндой. Он, развеселившись, пообещал.
В пятницу утром пришло еще два ответа, но опять не из «Паркуэй кемикалз». Я позвонил туда, позвал менеджера по продажам и осведомился, отправлены ли наши копии.
— Да, конечно, — подтвердил он, — их отправили вчера.
— Большое спасибо.
Он не понимал моей спешки, а я не мог объяснить. Днем раньше или днем позже — он не видел никакой разницы. Пришлось запастись терпением. Ужасно.
Я позвонил Кену и сообщил, что пришло еще два ответа от поставщиков. Он сказал, что сейчас же приедет.
Войдя, он тут же справился о моем здоровье.
— Уже лучше, — ответил я. — Итак, что мы имеем сегодня?
Кен перечитал две пачки счетов шестимесячной давности. Он кивал, поднимал брови, опять кивал.
— Ничего необычного, — прокомментировал он первую пачку.
Но вторая пачка не оставила его таким равнодушным.
— Боже мой, ты только посмотри! — воскликнул он.
Он подтолкнул мне бумаги через кухонный стол, тыча дрожащим пальцем в какую-то графу.
— Инсулин! Мы заказывали инсулин! Я не могу в это поверить.
— Кто конкретно заказывал?
Он нахмурился:
— Бог его знает. У нас в штате нет фармацевта, потому что практика не такая уж… то есть, я хотел сказать, была не такая уж и большая. Мы сами готовили многие фармацевтические препараты. Этим часто Скотт занимался. Да и любой из нас. Когда мы использовали или брали что-то, мы всегда записывали, что мы берем. Там есть специальная графа для указания производителя, если только это не физрастворы, анальгетики и всякие препараты для повседневных нужд, которые мы получали отовсюду. Секретарша заносила весь список в компьютер и автоматически повторяла заказ, когда запасы подходили к концу, если мы не делали предупредительной записи.