Ян уехал к родственникам на ленч в одиннадцать, обещав, что вернется ровно к пяти.
Окончательно убедившись, что кругом никого, я принялся разбирать вещи, необходимые для выполнения задания. Часть из них была у меня прежде, часть пришлось купить в Ньюбери накануне днем, перед поездкой в Гринхем.
Я выложил на диван черный свитер с высоким воротником, старые темно-синие джинсы, пару черных носков, черную вязаную лыжную шапочку и такие же перчатки — последние я купил в спортивном магазине на Маркет-стрит, вместе с парой черных ботинок для игры в баскетбол.
Рядом с одеждой я разместил остальное: небольшой темно-синий рюкзак, рулон черной и очень прочной садовой бечевки, аналогичной той, что связывала мне руки в стойлах, маленькую аптечку, три снимка манипуляций с почтовым ящиком шесть на четыре дюйма, металлическое кольцо с куском металлической цепочки и навесным замком, новый фотоаппарат и моток серой липкой ленты.
В любой организации мира, будь то военная или гражданская, существует присказка: если что-то не идет, не ладится и не движется должным образом, используй WD-40, [16] а если движется, когда не надо, — липкую ленту, или скотч. Изобретенная во время Второй мировой для обертывания магазинов и коробок с патронами, чтоб сделать их водонепроницаемыми в условиях джунглей, лента с тех пор стала обязательным элементом набора для выполнения любого задания. Ее использовали даже для закрепления крыла на луноходе «Аполлон-17», когда вдруг он сломался на лунной поверхности, а также для того, чтобы подогнать округлые газопромыватели СО2 к квадратной формы отверстиям, чтобы спасти жизни экипажа «Аполлон-13».
Саблю я решил не брать. Нет, неплохо было бы иметь при себе оружие, хотя бы для острастки, но сабля — штука непрактичная и громоздкая. Я бы предпочел обычный армейский «браунинг» калибра девять миллиметров, но остерегся бы разъезжать по английской сельской местности с незарегистрированным огнестрельным оружием, даже если б таковое у меня имелось. Нет, не подумайте, я вовсе не собирался никого убивать. Во всяком случае, пока.
* * *
Без десяти восемь вечера я выбрал позицию рядом с домом Алекса Риса, на темной стороне улицы, подальше от единственного здесь фонаря, что горел у дома 12.
Я уже провел тщательную рекогносцировку местности, в том числе внимательно осмотрел и дом под номером 15, что находился напротив и откуда открывался вид на входную дверь в дом Алекса Риса. Пока что он, судя по всему, пустовал, но ведь это могло быть явлением временным. Возможно, жильцы вышли куда-то днем, а вечером вернутся.
Во всех же остальных домах, в том числе и под номером 14, соседнем, люди занимались своими обычными делами. Я подивился тому, что лишь немногие из обитателей Буш-клоуз задергивают шторы на окнах, особенно тех, что выходили на задний двор. Вряд ли ожидали, что кто-то будет подглядывать за ними с поля, шпионить за тем, как они смотрят свои телевизоры и читают книжки.
Восемь вечера, пошел девятый, я продолжал ждать. Закапал мелкий дождик, но это мало меня волновало. Раз дождь, тем меньше вероятности, что кто-то из жильцов захочет выйти на улицу. Правда, я еще не понял, есть ли у кого из них собака, которую надо выгуливать.
В восемь восемнадцать на Буш-клоуз появился автомобиль и доехал до самого конца. Я приготовился к решительным действиям, сердце учащенно забилось, но машина въехала во двор дома 15, и из нее вышла пара с двумя ребятишками. Я глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз, стараясь успокоиться.
И продолжал тихо стоять в тени. Я был уверен, что никто не видит меня, в то время как я вижу их вполне отчетливо, особенно когда мужчина из соседнего дома включил на крыльце свет. Я продолжал стоять, вжавшись в стену.
Человека прежде всего выдают движения, замеченные периферическим зрением, они сразу привлекают внимание и особенно настораживают. Темные мои одежды сливались с чернотой фона; лишь лицо можно было заметить, но я разукрасил его сделанным на скорую руку камуфляжем из подручного материала, грязи, и ее полоски «раздробили» привычную глазу форму.
И вот прибывшая семья забрала вещи из машины и вошла в дом. Свет на крыльце погас, все вокруг, в том числе и я, вновь погрузилось во тьму. Я стоял, покачиваясь и переминаясь с ноги на ногу, чтоб не затекли мышцы, и продолжал ждать.
Алекс Рис прибыл домой без нескольких минут девять, но не на такси.
На улицу на большой скорости въехал темно-синий «Фольксваген Гольф» Изабеллы Уоррен, резко, с визгом тормозов, остановился у дома. Я не видел, кто за рулем, но по манере вождения, известной мне по поездке в Элдершот, был почти уверен, что это Изабелла.
Я еще плотней вжался в стену и осторожно высунулся из-за угла, посмотреть.
Алекс Рис открыл заднюю дверцу и вылез из машины с дорожной сумкой в руке.
— Спасибо, что подвезли, — сказал он и, прежде чем захлопнуть дверцу, вытащил из багажного отделения в салоне маленький портфель.
Он стоял и махал рукой вслед «Гольфу», пока машина не развернулась и не скрылась из виду в конце улицы. Тот факт, что Алекс находился на заднем сиденье, предполагал, что в машине был еще один пассажир. Возможно — Джексон Уоррен.
Я наблюдал за тем, как Алекс рылся в сумке в поисках ключей от дома. За эти несколько секунд я оглядел улицу и окна дома напротив. Ни души.
Пришла пора переходить к решительным действиям.
Через какую-то долю секунды после того, как он отпер дверь и подхватил свою сумку, я что есть силы ударил его ребром ладони между лопаток. Он влетел в распахнутую дверь и распростерся на полу в темном коридоре. Я навалился сверху, дорожная сумка отлетела по скользкому отполированному полу в кухню.
— Только вякни, убью! — громко прошептал я ему на ухо.
Он не «вякал», и не только потому, что испугался угрозы. Я специально избрал такой тип удара, он вышибает весь воздух из груди, а без воздуха особо не раскричишься. Он вообще никак не реагировал. Так что можно считать, мой «блицкриг» удался, я нагнал на противника «страх и ужас».
Потом я завернул ему руки за спину, достал из кармана садовую бечевку и связал запястья. Затем точно так же связал Рису ноги в лодыжках.
Вся эта процедура заняла не более пяти секунд.
Я выпрямился и вышел на улицу. Забрал со ступенек портфель Алекса, огляделся по сторонам, убедился, что все спокойно, потом снова зашел в дом и захлопнул за собой дверь. Алекс не шевельнулся.
Альберт Пирпойнт, знаменитый в сороковых-пятидесятых годах прошлого столетия палач-вешатель, всегда придерживался мнения, что успешная экзекуция — это та, когда осужденный не успевает сообразить, что с ним происходит: бац! — и он уже болтается в петле мертвый. Однажды он установил своего рода рекорд — повесил приговоренного к смертной казни Джеймса Инглиса ровно через семь с половиной секунд, как того вывели из камеры смертников.