— С такой, что ты завладел ими незаконно, — сказал я.
— Но твоя мать должна была заплатить налоги.
— Она и заплатит, как только ты отдашь.
— Размечтался, — произнес он со смешком.
— Ладно, — сказал я. — Раз ты так к этому относишься, придется мне обратиться к Джексону Уоррену и Питеру Кэрравею, спросить их.
— Тебе повезло, — заметил он, все еще смеясь. — Они — самая крутая парочка бессовестных наглых ублюдков, которых мне только доводилось видеть.
— Передам им твои слова.
Смех тотчас прекратился.
— Только посмей сказать им хоть что-то подобное, и я тут же иду в налоговую.
Возможность полного взаимного уничтожения — на том и держится принцип ядерных сдержек и противовесов.
— Ну а мои снимки? — спросила Джулия, заразившись уверенностью от Алекса.
— Они еще ничего не доказывают, — сказал он. — На них ты просто выходишь с почты, и все. Это еще не означает, что ты кого-то шантажировала.
— Да не эти снимки! — раздраженно воскликнула Джулия. — Те, другие, которые он сделал вчера.
— Какие еще другие? — спросил Алекс, глядя на меня.
О боже, подумал я, а вот тут может возникнуть нешуточная проблема. Как среагирует Алекс на то, что я снимал его подружку в голом виде? Я чувствовал: Джулия тоже сообразила это; и раз Алекс их еще не видел, лучше ему не видать их вовсе.
— Э-э… — Она судорожно придумывала путь к отступлению. — Да ладно, это не так важно.
— И все-таки что на этих снимках? — не унимался Алекс, глядя мне в глаза.
Сказать ему? Показать, с какой дрянью связался? Или снимки еще пригодятся мне позже, как способ давления на Джулию?
— Да так, несколько снимков, сделал их вчера у дома Йорков.
— Покажи!
Я подумал о камере, она лежала не на виду, в моем маленьком рюкзаке.
— Не могу, — сказал я. — Не прихватил с собой фотоаппарата.
— Но зачем это тебе понадобилось делать снимки у дома Джулии? — не унимался он.
Я сообразил:
— Ну, чтобы зафиксировать ее реакцию, когда она увидит свои фотки на почте. Тогда заодно и сказал ей, чтобы не смела связываться с тобой тридцать шесть часов.
Джулия явно испытывала облегчение, да и Алекс тоже вроде бы был удовлетворен ответом.
— Ну и что теперь будет? — спросил он.
Хороший вопрос.
Может, спросить Джулию, что ей известно о других махинациях Уоррена и Кэрравея, в частности с налогами, но я решил, что лучше выяснить это с ней наедине, без Алекса, особенно с учетом того, что у меня имеются рычаги давления — снимки.
— Не знаю, как вы двое, — вставая, заметил я, — но лично я еду домой и ложусь в постель. — «А перед сном, — напомнил я себе, — прочту почту Алекса».
Я снял пакет с «инсулином» с перил, перекинул рюкзак через плечо и вышел в прихожую, оставив голубков в кухне, затем открыл входную дверь, но на дорогу выходить не стал. Вынул фотоаппарат из рюкзака и быстро, пригибаясь, обежал вокруг дома — в сад, откуда было видно кухонное окно.
Задергивая на нем шторы, я специально оставил маленький зазор внизу; и вот теперь подошел, присел и заглянул.
Алекс и Джулия особой стеснительностью не отличались. Через стекло я сделал не меньше двадцати снимков — как они целовались, как он запустил лапы ей под пальто и задрал ночную рубашку. И хотя Джулия почти все время находилась спиной к окну, было очевидно, куда именно он запускал пальцы, и мой чудесный аппарат с восемнадцатикратным увеличением и оптическими линзами «Лейка» зафиксировал все.
Затем Джулия перерезала пластиковые путы на запястьях возлюбленного, и они рука об руку вышли из кухни, я так полагал, что направились наверх, прямиком в спальню. Взобраться по сточной трубе на крышу мне было не под силу, несмотря на то что звали меня Том, [17] протез не давал возможности лазать по крышам и заглядывать в окна спален.
Но даже после этого я не вернулся к машине Яна и не уехал домой. Вместо этого снова обошел дом и вышел на Буш-клоуз, туда, где Джулия припарковала свой белый «БМВ». Стоял он не у дома, а чуть поодаль, в том месте, где улицу освещал фонарь у номера 12. Я подергал дверцы — заперты, — потом уселся на тротуар, привалился спиной к дверце со стороны пассажирского места и стал ждать.
Я давно уже привык ждать. И думать.
* * *
Очевидно, что Алекс Рис получил более чем приличное вознаграждение за те пять дней, что находился в Гибралтаре, и я уже начал думать, что Джулия останется на всю ночь, как вдруг примерно через час увидел в свете одинокого уличного фонаря, что она топает ко мне.
Я встал на ноги, ухватившись за ручку дверцы, но высовываться не стал, пригнувшись, прятался за ней, чтобы Джулия, идущая по дороге, не заметила. Когда до машины осталось ярдов десять, она нажала на кнопку пульта дистанционного управления, вмонтированного в ключи, и машина весело мигнула в ответ. Джулия открыла дверцу со стороны водительского места, в тот же момент я распахнул другую — и вот мы оказались рядом на переднем сиденье и даже одновременно хлопнули дверцами.
Она испугалась и тут же попыталась открыть дверь снова, но я перехватил ее руку, лежащую на руле.
— Не надо, — сказал я командирским голосом. — Давай, веди машину!
— Куда? — спросила она.
— Да куда хочешь, — жестко ответил я. — Давай. Съезжай с этой дороги.
Джулия включила мотор и сдала назад, въехала в один из двориков перед домом, чтобы развернуться. То был не лучший маневр на драйв-тест, и, вероятно, утром на лужайке удивленные жильцы дома номер 8 обнаружат следы от шин «БМВ», но хоть, по крайней мере, ни во что не врезалась, а я экзаменатором не являлся.
Она выехала на Уотер-лейн и свернула вправо, к Ньюбери, к дому. Несколько сот ярдов мы ехали в полном молчании.
— Ладно, — сказал я — Тормози здесь.
Она остановила машину у обочины.
— Чего тебе надо? — обреченно спросила она.
— Мне нужна помощь.
— Неужели нельзя оставить нас в покое?
— Да с какой стати? — воскликнул я. — За семь месяцев мать выплатила вам свыше шестидесяти тысяч фунтов. Думаю, это дает мне право потребовать от вас возмещения.
— Но Алекс ведь уже сказал, — возразила она. — Денег этих не вернуть. Мы их потратили.
— На что?
Она покосилась на меня.
— Как это понимать — на что?
— На что вы потратили деньги моей матери?
— Ты хочешь сказать, что не знаешь?