— Ботаниками? Ну, тех, кто занимается ботаникой, вероятно, но раз ты спросила, значит, тут есть какой-то подвох…

— Да, верно. Ботаниками называют таких, как Димка Фролов, помнишь его?

— А, ну да, понял… Как интересно…

— Влад, высади меня, пожалуйста, на Мюнстер-штрассе. Я зайду в кондитерскую, куплю Белле Львовне пирожных…

— Кто это, Белла Львовна?

— Аллина мама.

— Хорошо, — не стал спорить он. Она не хочет, чтобы я знал, где именно она живет, усмехнулся он про себя, а я-то уже знаю! Что ж, пусть тешит себя мыслью, что может от меня скрыться. — Ника, ты уверена, что занята сегодня вечером?

— Уверена, Влад, к тому же я очень устала.

И действительно, у нее был усталый, даже измученный вид. Нелегко ей далась встреча с прошлым.

— В котором часу удобно позвонить? К примеру, в десять?

— Да-да, в десять удо??но.

Он хотел поцеловать ее на прощание, но она ловко увернулась и вышла из машины. Он проследил за ней взглядом. Она и вправду зашла в кондитерскую и через несколько минут вышла с коробочкой пирожных.

Он вдруг тоже ощутил страшную усталость и в то же время пустоту. Поставил машину на стоянку, пошел домой и, ни о чем не думая, завалился спать.

Спал крепко, без всяких снов, и проснулся уже в начале одиннадцатого с тяжелой головой. О, черт, надо же позвонить Нике! Неужели и эта гладкая бгонда потащится с нами, неужели у нее не хватит ума и такта отказаться? Неужто она не поймет, что будет третьей лишней? Может и не понять, у нее такой самодовольный вид… Интересно, каково Нике у нее? Может, ей там неуютно? Может, она чувствует себя там обузой? Надо бы предложить ей… Хотя что я знаю об этой новой Нике? Раньше она была иногда болезненно застенчивой и преувеличенно деликатной, а теперь бог ее ведает. А может, не надо звонить? Все, собственно, уже сказано… Или почти все… Если она хочет взять с собой Аллу, значит, не хочет быть вдвоем со мной, тогда зачем? Но тут он представил себе, как Ника уговаривает Аллу поехать с ними в Гент, а та говорит: «Хорошо, я поеду, но этот твой бывший бойфренд… — нет, вряд ли она назовет его бойфрендом, скорее, хахалем, — этот твой бывший хахаль, скорее всего, не позвонит». А Ника будет горячо ее убеждать, что он позвонит обязательно… Нет, придется звонить, иначе в глазах этих двух женщин я буду последним трусом, полнейшим ничтожеством… Ведь тогда мой поступок имел политическое объяснение, а теперь… Позвоню, в конце концов, что может случиться? Ничего! А может, именно оттого, что ничего в присутствии Аллы не может между нами случиться, я и не звоню? А вдруг у Аллы какие-нибудь дела? Или ее мама объестся сегодня пирожными, у нее заболит печень, и она не сможет остаться одна на целый день? Хорошо бы… И он позвонил. К телефону подошла Алла. Сказала, что Ники нет дома, но в Гент она все-таки поедет.

— А вы? Вы не поедете? — спросил он с надеждой.

— Нет, благодарю. Думаю, у вас и без меня найдется о чем поговорить. К тому же я уже бывала в Генте.

Вы когда хотите выехать из Бонна?

— Чем раньше, тем лучше.

— В таком случае ждите Нику в семь часов у памятника Бетховену! Всего хорошего, покойничек! — добавила она со смешком и положила трубку.

Черт знает что! Идиотское место для встречи в такой ситуации! Ну да ерунда! Не стоит обращать внимание на мелочи! Главное — мы поедем вдвоем!

И весь день будем вместе. Сейчас надо успокоиться, принять снотворное, иначе впереди бессонная ночь и трудно будет весь день провести за рулем! Так он и поступил. Сон сначала не шел, тем более что червем точила мысль, куда это Ника сегодня девалась, наверняка на свидание к седовласому отправилась…

Ах, как нехорошо, как противно… Но, думаю, седовласому сегодня ничего не светит, я просто уверен!

Тем более у нее же есть Гриша, которому она не желает изменять даже со мной, не то что с седовласым.

Мысль эта была так утешительна, что в результате он довольно быстро уснул, поставив будильник на шесть утра.

* * *

К памятнику они подошли одновременно.

— Привет! — улыбнулась Ника. На ней были белые брюки и белая ветровка.

Ей не идет белый, отметил он, белый ее старит…

Видимо, дело в том, что вчера на пароходе она довольно сильно загорела, и это как-то ее простит…

Вот и чудно, может, за целый день я разгляжу в ней еще кучу недостатков и к вечеру мне ничего уже не будет хотеться и все само собой закончится. Я вернусь в Бостон, к своей привычной жизни, а она к своему камерному Грише. Но когда они сели в машину, он почувствовал запах ее духов, на который вчера как-то не обратил внимания, или сегодня у нее были другие духи? Запах был легкий, чуть горьковатый и удивительно приятный. В нем была какая-то успокоительная прохлада… И вообще, ему вдруг стало хорошо и уютно. Уже через пять минут она стянула с себя ветровку. А под ней оказалась бледно-зеленая в мелких ромашках то ли блузка, то ли рубашка, черт знает, как это называется…

— Жарко, — улыбнулась Ника. — Алла заставила меня надеть ветровку, боялась, что я замерзну…

А вот зеленая рубашка шла ей необыкновенно.

И на шее были бледно-зеленые бусики. Милая, какая она милая! Милая моя, солнышко лесное, вон в каких краях встретилась со мною… — всплыло вдруг из глубин памяти.

— Чего ты смеешься? — спросила она.

— Да нет… так, просто радуюсь, что сегодня хорошая погода!

Когда они выехали на автобан, он спросил:

— Ты сегодня что-нибудь ела?

— Да, Алла впихнула в меня завтрак. А ты голодный?

— Нет, я тоже поел. Вот и чудно, второй завтрак можем съесть в Брюсселе! Ты не против?

— Я за! А можно открыть окно?

— Конечно!

Сквозной ветер трепал ее волосы. Они ехали молча, и почему-то это было так приятно… У него в голове вертелись обрывки старых песен, которые он любил в далекой молодости. «Из кошмара городов рвутся за город машины…», кажется, это Высоцкий… «Длинной-длинной серой нитью стоптанных дорог штопаем ранения души…», это Визбор…

— Автобаном никакие ранения не заштопаешь, — вдруг произнесла Ника.

Он от удивления чуть не выпустил руль.

— Что?

— Ты не помнишь песню Визбора?

— Нет, — сказал он, взяв себя в руки. — Не помню.

— Я хотела сказать, что автобаны скучные… Вот мы с Аллой ездили в какой-то замок, там была красивая дорога, она так петляла и вокруг такие виды, а тут…

— Зато быстро доедем.

Они довольно долго молчали. Но никакой неловкости не чувствовалось. Ему было хорошо. Наверное, и ей тоже.