Я и не вспоминал о ней, и вдруг… Все-таки безделье — опасная штука! Я, кажется, понял, почему американцы работают как оголтелые. Это же нация эмигрантов, вот все они и стараются забыть свою родину, даже на генетическом уровне. Мысль показалась ему удачной, хотя он не был уверен в ее оригинальности. Надо будет поговорить на эту тему с Беном. И обязательно выкинуть Никину фотографию. Он полез в карман, но вспомнил, что сегодня на нем другие брюки. Ничего, вечером выброшу. Интересно, как у нее прошел вчерашний вечер? «Рандевушка», как выразилась блондинка Алла. Впрочем, рандевушка вчетвером — это не страшно. Хотя кто знает… Нет, Ника не способна на групповуху! Фу, что за мысли лезут в голову! Он достал карту и выяснил, что совсем близко есть ресторан. И поехал туда, так как от холода и дурацких ностальгических мыслей здорово проголодался.
Ресторан оказался хорошим, он пообедал и решил махнуть в Кельн, там у него была знакомая семья, милые интеллигентные люди. Проведу вечерок в нормальном доме, поговорю на отвлеченные темы — и всю дурь как рукой снимет. Он зашел в магазин, купил бутылку виски. Если Моргнеров не будет дома, бутылка не пропадет. Но надо им все-таки позвонить, а записную книжку и мобильный телефон я оставил дома. Заеду на минутку, переоденусь, тем более погода переменилась и в этой куртке я запарюсь… У Моргнеров автоответчик сообщил, что хозяева уехали. Ну и бог с ними, решил он, все равно поеду в Кельн, погуляю, поброжу по улицам, там ничто не будет напоминать о Нике… Черт, черт, черт, эта Ника как больной зуб, мешает жить! Больной зуб надо вырвать, это самый радикальный способ. Но чтобы вырвать зуб, надо его иметь, сказал он себе. А раз его нет, значит, и болеть нечему. Сам усмехнувшись своей логике, он вышел из дому и побрел к стоянке, где оставил машину. И тут же на глаза ему попалась реклама духов «Земляника». Гадость, наверное. Земляника! Ника! Тьфу ты, я, кажется, схожу с ума! Он так рассердился на себя, что чуть не бегом бросился на стоянку. Но потом вдруг раздумал. В Кельне я с машиной замучаюсь. Пойду лучше на вокзал, тут совсем близко, и скоро буду в Кельне, зайду в собор. Хотя что там делать? Я ведь неверующий, а в Кельнском соборе бывал не раз, и вообще… Ему вдруг расхотелось куда бы то ни было ехать. Нет, это черт знает что! С чего это я расклеился, как идиот? Есть, конечно, прекрасный выход — пойти сейчас домой, выжрать бутылку купленного для Моргнеров виски и завалиться спать до утра. Утро вечера мудренее. Может быть, завтра Ники уже не будет в Бонне — и кончится это наваждение. Вот проснусь утром и сразу почувствую, тут она или нет. Впрочем, это вполне ностальгическая идея — напиться до положения риз. Но тогда уж надо пить не виски, а водку, родную русскую водку, усмехнулся он про себя. Да-да, именно водку! Он взглянул на часы. Пять. Приличные люди в это время пьют чай! А кто сказал, что я приличный? Я совершенно, абсолютно неприличный! Неприлично так психовать от одного только вида женщины, которую бросил двадцать два года назад! Погруженный в эти дурацкие мысли, он брел по улицам прелестного и, несмотря на еще недавний столичный статус, вполне провинциального городка, и сам не заметил, как вышел на набережную. Светило солнце, было тепло, приятно. И вдруг он увидел Нику!
Она шла навстречу ему, нет, не шла, а почти летела.
Только она умела так летать… Она всегда ходила очень быстро, но, когда шла ему навстречу, он говорил себе: вот летит Ника, моя Богиня победы! Невольно он метнулся в сторону, он не был готов к этой встрече. И тут же увидел, что вовсе не к нему она летела. Нет, навстречу ей шел мужчина, немолодой, но вполне импозантный. Вот они сошлись, он поцеловал ее в щечку, взял под руку — и она как-то очень доверчиво к нему прильнула. Опять рандевушка, подумал он злобно. Небось только вчера познакомились, а сегодня он уже целует ее в щечку, наглая морда! И она тоже хороша. Видно, у нее вечер удачно перетек в ночь, вон как идет, почти летит… Мужчина между тем слегка приобнял ее за плечи, они чему-то весело смеялись. Он чувствовал, что готов броситься между ними, набить морду этому ее хахалю, схватить Нику и увезти куда-нибудь подальше, чтобы никакие чужие мужики не смели ее обнимать. Что за наглость! А она ведь позволяет, сука такая! Вот они остановились и она, смеясь, сняла что-то у него со лба своим тонким пальчиком. Кокетничает, дрянь! Интересно, куда это они идут? Нет, не идут, а бредут! Так бродят влюбленные в старых фильмах. Сейчас не хватает только, чтобы пошел дождь и этот хмырь целовал бы Никино лицо, залитое дождем и слезами счастья. Его затошнило. Но над Бонном светило солнце, и Ника с кавалером, по-видимому, все-таки не брела куда глаза глядят, а вполне целенаправленно шла к дому на Томас-Манн-штрассе. Она ключом открыла дверь подъезда, и они вошли. Дверь закрылась. Ага, вероятно, тут живет блондинка Алла, сообразил он. Отлично, по крайней мере, я знаю, где искать Нику! Но зачем, зачем мне ее искать, а главное, что они сейчас там делают? Опять заболело под ложечкой, да как! Он прислонился к стене и попытался выровнять дыхание. Если блондинки нет дома, то все возможно. Может быть, как раз сейчас Ника этим своим сводящим с ума движением закидывает руки и расстегивает бусы… На ней и сегодня были бусы, только совсем уже другие, не зеленые… Кретин, в очередной раз воззвал он к себе самому, что ты делаешь? Сшиваешься под дверью чужого дома, где, возможно, предается любви баба, которую ты сам бросил двадцать два года назад. Да еще и корчишься от боли. Стыдно, глупо, унизительно до чертиков… Да она же блядь, вчера познакомилась с этим типом, а сегодня уже предается… Иди отсюда и забудь… Один раз сумел забыть больше чем на двадцать лет, так и теперь сумеешь.
Она тебе не нужна, и ты ей совершенно не нужен.
Она тебя давно похоронила, ты же сам решил, что для нее будет лучше, если ты умрешь… Вот ты и умер для нее. Так что появляться перед этой женщиной попросту негуманно! Она еще, чего доброго, в обморок грохнется, возись потом с ней… И засыплет его упреками, станет говорить, что он ей жизнь разбил, что… Боль постепенно отступила, он смог глубоко вдохнуть и уже решил уйти, но тут дверь открылась и вышла Ника с кавалером. Он отступил за дерево и впился в нее глазами. Вид у нее был нормальный, спокойный, не похоже, что она чему-то там предавалась… Даже не целовались, наверное. Да и времени прошло всего ничего, минут десять от силы, не кошки же они… Ему стало легче.
Он заметил только, что Ника сменила туфли. Они говорят по-русски и на «вы», что тоже приятно. Вот теперь они действительно бродили… Все понятно, она надела на свиданку туфли на каблуках, в них не больно-то побродишь. А теперь броди — не хочу!
Дура, думала небось, что он ее сразу поведет в какое-нибудь шикарное заведение, а он, видите ли, решил бродить! Бродить, конечно, дешевле! Они брели по улицам, а он тащился за ними, отчетливо понимая, как это глупо и унизительно. Но вот наконец они зашли в уличное кафе под цветущими розовыми каштанами. Он тоже вошел и пристроился неподалеку. Что я тут делаю? Я ведь ей совершенно не нужен, она не чувствует, что я рядом, вон на улице ни разу даже не оглянулась, и сейчас в мою сторону не глядит… И в ту же секунду Ника вдруг начала беспокойно озираться. Он уткнулся в меню. К парочке подошла молоденькая кельнерша, а через две минуты она же подошла к нему. Он заказал чашку кофе. Никин кавалер между тем взял ее руки в свои и, глядя на нее с нежностью, стал что-то взволнованно говорить. Она зарделась, улыбнулась и что-то сказала в ответ. А мужик вдруг прижал ее ладони к своим щекам и начал их целовать. Так, очень интересно. Он о чем-то ее спросил, а она, зардевшись, видимо, согласилась. На что, хотел бы я знать. Переспать с ним? Но, судя по всему, это уже пройденный этап. А может, он сделал ей предложение? Руки и сердца, как говорится? Но с чего я взял, что она не замужем? Впрочем, замужней бабе тоже можно предложить руку и сердце… Она ему кивнула, значит, согласилась. Если она замужем, то это довольно подло… А если не замужем… Опять заболело под ложечкой. Замужем — не замужем, какая разница, но ведь со всеми ними она спит… И с мужем, невесть каким по счету, и с этим… Нет, это уж слишком, он смотрит на нее с такой любовью…