— Будь паинькой, милочка.
— Ты ее и погонишь, — распорядился Принц. — Постарайся, чтобы зрелище всем запомнилось.
— Разумеется, я постараюсь, и всем понравится, — ответила леди Джулиана. — Вам же обоим будет лучше. Она — рабыня, а все рабы мечтают о твердой руке хозяина и госпожи. Если уж нет свободы, они стремятся хотя бы к ясности. Я буду с нашей Красавицей как можно более строгой и в то же время нежной.
— Верни ее в Рабскую, — распорядился Принц. — Королева не позволит мне оставить Красавицу при себе.
Едва проснувшись и открыв глаза, Красавица заметила, что замок преобразился.
По всей Рабской ослепительно горели факелы, а принцев и принцесс тщательно к чему-то готовили: девушкам расчесывали волосы и вплетали в них цветы, юношей натирали маслом и расчесывали не менее тщательно, чем принцесс.
Леон, необычно возбужденный, буквально сдернул Красавицу с ложа.
— Сегодня Праздничная ночь, Красавица, — сказал он, — и я позволил тебе поспать чуть подольше. Нужно поторапливаться.
— Праздничная ночь? — шепотом переспросила она.
Леон молча усадил девушку на стол и принялся ее готовить.
Перво-наперво разделил волосы на пряди и стал заплетать их в косы. Шея открылась и неприятно мерзла, к тому же грум плел косы чуть не от самой макушки — теперь Красавица будет выглядеть еще более по-девчоночьи, нежели леди Джулиана. В волосы грум вплетал длинный ремешок из черной кожи, концы которого скрепил застежкой с медным колокольчиком. Косы толстыми, тяжелыми змеями легли у грудей Красавицы, шея и лицо ее теперь были открыты.
— Очарование, ты само очарование, — как всегда восхищенно произнес Леон.
Он натянул ей на ноги высокие кожаные сапоги, нагнулся зашнуровать их у колен и поправил их на лодыжках. Сапоги сидели плотно, как перчатка. На носочках и на каблуках они были подкованы. Очень жесткие, мыски надежно защищали пальчики.
— Что… что будет? Что такое взнуздание? — обеспокоенно спросила Красавица.
— Тс-с, — шикнул грум, разминая ей груди, чтобы, как он выразился, «придать им ровный оттенок».
Затем он умастил ей веки и ресницы маслом, слегка напомадил губы и соски. Красавица инстинктивно отпрянула, однако грум, будто не заметив, работал уверенно и быстро.
Больше всего беспокоил холод. Тогда как ноги плотно облегала кожа, остальные части собственного тела казались Красавице не просто голыми, а чудовищно уязвимыми. Даже украшения не причиняли ей таких страданий.
— Что сейчас будет? — вновь спросила она, однако Леон резко уложил ее на стол животом и принялся натирать ей маслом ягодицы.
— Быстро заживает, — произнес он. — Принц как чувствовал, что тебе сегодня предстоит, и пощадил тебя накануне.
Красавица задрожала от ужаса. Значит, ее будут пороть? Разве ее не высекли прилюдно? Или на сей раз народу придет куда больше?
Девушке стоило огромных трудов терпеть удары на публичных порках, хотя от руки Принца она готова была снести любое наказание. Впрочем, последний раз прилюдно ее секли на постоялом дворе, когда дочь Корчмаря отшлепала ее на потеху солдатам и простолюдинам.
«От этого никуда не деться», — сказала себе Красавица. Стоило представить, как придворные следят за ее унижением, словно за каким-нибудь ритуалом, и в ней зажглось любопытство, которое вскоре уступило место панике.
— Милорд, прошу, скажите…
Вот еще нескольким рабыням заплели косы и обули в подкованные сапоги. К тому же испытанию готовили и принцев.
Тут и там сновали на четвереньках юноши с щетками и ваксой — они спешно натирали обувь участникам сегодняшнего ритуала. Зады у них алели после порки, на шеях висели непонятные таблички.
Леон снова посадил Красавицу, нанес последние штрихи, и тут же отполировать Красавице сапоги подоспел принц. Он хныкал, и зад его был ужасно красен. Надпись у него на шейной табличке гласила: «Я в опале».
Подошел паж и дал мальчику ремня, чтобы поторапливался.
Впрочем, размышлять о его беде времени не было: грум повесил Красавице на соски ненавистные колокольчики.
Красавица вздрогнула, однако колокольчики держались крепко и не упали. К тому же Леон велел ей отвести руки за спину.
— Пошла, — сказал грум. — На полусогнутых. Колени поднимай как можно выше.
Неохотно Красавица подчинилась и тут же увидела вокруг себя других принцесс: те бодро маршировали в сторону коридора, изящно покачивая грудями.
Шагать хоть сколько-нибудь изящно в подкованных сапогах было очень сложно, но вскоре Красавица поймала ритм. Леон шел рядом с ней.
— Итак, дорогая, — произнес он, — первый раз — самый трудный. Праздничная ночь поистине страшна, и я думал, что тебе отведут роль попроще. Однако Королева лично распорядилась взнуздать тебя. Твоей погонщицей станет леди Джулиана.
— Да, но…
— Молчи, не то придется вставить тебе кляп. Королева разозлится, к тому же ротик твой сильно потеряет в красоте.
Тем временем все девушки собрались в длинном коридоре. Сквозь узкие окна виднелся сад.
Пылали факелы, и деревья отбрасывали неровные тени. Девушки остановились прямо под окнами, и Красавица сумела наконец выглянуть наружу.
С улицы раздавался многоголосый хор гостей: они смеялись, переговаривались. И — о ужас! — в саду, в разнообразных позах были расставлены наказанные пленники.
Тут и там на высоких столбах висели принцы и принцессы; сильно выгнувшись, они, привязанные за руки и ноги, буквально лежали на плоских верхушках, и волосы принцесс свободно колыхались в воздухе. Пленники в роли ужасных украшений сада!.. Наказанные могли видеть лишь небо над собой, тогда как остальные вволю любовались тем, как они беспомощно корчатся в путах.
И всюду, всюду были лорды и леди; свет факелов выхватывал из темноты то длинные расшитые платья, то остроконечные шляпы с воздушными вуалями. Пришли сотни гостей, и для всех под сенью деревьев накрыли столы.
В саду прислуживали красиво наряженные рабы; они наполняли кубки и разносили кушанья на больших блюдах; у девушек на грудях висели цепочки, у юношей — поблескивали кольца на восставших членах. Как и на пиру в Большом зале, звучала музыка.
Некоторые девушки в колонне постепенно теряли выдержку. Одна заплакала, и грум принялся ее утешать. Прочие оставались спокойны; тут и там грумы втирали еще масло в упругие попки или что-то нашептывали своим принцессам.
Красавица боялась все сильней и сильней.
Ей было страшно смотреть в сад, и тем не менее она выглядывала в окна, каждый раз примечая все новые ужасы. Одних пленников приковали к стене слева; других — к колесам огромных сервировочных тележек.
— Что с нами будет? — шепнула Красавица.