Стоило Королеве пожелать, и Феликс снимал меня со стены. Я брыкался и дергался изо всех сил, но меня все равно перекидывали через колено, раздвигали ноги, и Королева порола меня до умопомрачения. Боль была адская, да ты и сама знаешь, испытала на собственной шкурке, однако порка хотя бы позволяла развеять тоску, и постепенно я стал смотреть на нее как на спасительную отдушину. Первые несколько шлепков причиняют не сильные страдания, зато потом, когда рука палача разгоняется, шлепки набирают силу. Я вертелся, пытаясь увернуться от удара, хоть и клялся перед каждой поркой лежать смирно. Напоминая себе о покорности, я лишь еще больше начинал извиваться. Боль изматывала, вытравливая из меня гордыню.
Королева чувствовала, когда я, лишенный сил, обмякал у нее на коленях, когда я становился наиболее уязвим, и начинала меня трогать. Хоть я ненавидел ее, прикосновения к саднящему заду приятно успокаивали. Королева гладила мой член, шептала: какие блага меня ждут, если я отдамся службе, что сама она все свое внимание целиком будет уделять мне одному, и грумы станут купать меня и ухаживать за мной, как за ребеночком, не как за рабом, с которого лишь наскоро соскребают пот и грязь, а после приковывают к стене. Не в силах сдерживаться, я порою плакал, и пажи смеялись надо мной. Смеялась и Королева. Затем меня снова отправляли на стену, где, привязанного, оставляли страдать от неизбывной тоски.
При мне Королева ни разу не порола других рабов. Иногда, правда, сквозь двери из соседних ее покоев доносились крики и шлепки.
Зато когда мой член начал вставать при ней, когда я сам желал страшной порки — против собственной воли, не понимая, что со мной происходит, — ее величество стала время от времени приводить с собой других рабов.
Словами не передать, как я злился и ревновал в тот день, когда при мне впервые Королева выпорола своего тогдашнего любимчика, юного принца Геральда. Ему было шестнадцать, и перед его попкой — такой аккуратной и кругленькой — не мог устоять ни один грум или паж, как не могут они сегодня устоять перед твоим задом…
Красавица залилась румянцем.
— Тебе несказанно повезло. — Принц Алекси нежно поцеловал ее. — Так вот, Королева без зазрения совести ласкала при мне этого раба, а после перекинула через колено и голой рукой отшлепала. Геральд изо всех сил старался не ткнуться восставшим членом в ногу Королеве, из страха излить свою страсть и тем прогневать госпожу. Он полностью отдался ей, утратил гордость и достоинство, стремился во всем ей угодить. Смазливая мордашка раскраснелась, на розовом и нежном тельце алели следы порки. Я не мог отвести глаз от него и думал, что сам никогда до такого не унижусь, что лучше умру. И тем не менее продолжал смотреть, как Геральд унижается, как Королева порет его и целует.
Какая награда ждала его за верность! Специально для Геральда сгоняли шесть принцев и принцесс, и Королева давала любимчику выбирать, с кем ему совокупиться. Естественно, принц Геральд стремился угодить ей и в этом. Он неизменно брал принцев.
Выбранный раб послушно опускался на колени, и Геральд засаживал ему в попку, Королева же вставала рядом и секла любимчика. Зрелище было манящим: покрасневший раб на коленях, член Геральда ныряет ему в зад, выныривает, и тут же собственная попка Геральда алеет под дикими шлепками Королевы. Так Геральд достигал экстаза. Иногда, конечно, Королева давала шанс младшему рабу избежать подобной участи: приказывала отыскать в спальне и принести в зубах ее туфельки прежде, чем она успеет десять раз ударить его лопаточкой. Редко какой раб справлялся с заданием, и почти всем приходилось нагибаться перед принцем Геральдом, который, к слову, для своих шестнадцати годов был наделен внушительным хозяйством.
Я убеждал себя, что эти игры — отвратительны, они не для меня…
Алекси тихонько рассмеялся и, прижав к груди Красавицу, нежно поцеловал ее в лоб.
— С тех пор я не один раз принимал в них участие.
Время от времени принц Геральд выбирал принцессу, чем слегка злил Королеву. Ее величество играло с девушками в те же игры, что и с юношами: гоняла их по спальне с поручениями найти туфельки или зеркальце и при этом нещадно секла. Затем похотливый принц Геральд брал принцессу на потеху Королеве на кровати или подвешивал бедняжку за руки и за ноги, как в Пыточной.
Красавица вздрогнула. Ей и в голову не приходило, что женщину можно взять в такой позиции. С другой стороны, прелести открыты — делай с ними что вздумается.
— Сама понимаешь, — продолжил Алекси, — эти картины меня буквально истязали. Оставаясь же в одиночестве, я желал увидеть их вновь, и когда смотрел на чужие страдания, то чувствовал, будто меня самого хлещут по заду. Глядя, как Королева гоняет по спальне принцесс, я возбуждался, мой член вставал. Вставал он, и когда при мне какой-нибудь паж по приказу Королевы ласкал Геральда руками или ртом.
Должен сказать, принц Геральд находил приказы Королевы тяжелыми для исполнения, ведь он всей душой стремился угодить ей и постоянно корил себя за неудачи. Бедный, он и не подозревал: многие задания умышленно подбирались так, чтобы он их не выполнил. Порой Королева приказывала ему взять в зубы гребень и расчесывать ее. Геральд выл, когда ему не удавалось делать это плавно и нежно. Разумеется, взбешенная Королева перекидывала Геральда через колено и порола его оправленной в кожу расческой. Принц плакал от стыда и унижения, опасаясь самого худшего наказания: его могли отдать на потеху другим.
— А тебя, Алекси, отдавали другим? — спросила Красавица.
— И сейчас отдают, если прогневаю Королеву, но я не возмущаюсь и не горюю. Ищу в себе силы смириться с наказанием и не схожу с ума, как сходил принц Геральд. Он осыпал ноги Королеве поцелуями — тщетно. Чем больше он старался, тем суровее его ждало наказание.
— Что с ним в конце концов стало?
— Пришло ему пора отправляться домой, это время рано или поздно наступает для всех. Придет оно и для тебя, правда, никто не знает, через сколько лет. Ведь сам Принц воспылал к тебе страстью, да и потом он разбудил твой Замок от проклятого сна и заявил на тебя право. Ты у нас вообще живая легенда.
Принц Геральд отправился домой, щедро вознагражденный и испытывая облегчение. Перед отъездом его нарядили в дорогие одежды, и уже никто из придворных не смел над ним издеваться. Нас собрали для проводов, и это, думаю, стало прощальным унижением для Геральда, потому как он, бесспорно, вспомнил, как сам ходил нагой и исполнял приказы. Другие рабы страдают при освобождении не меньше, и у всех свои причины. Хотя… кто знает, вдруг бесконечные страдания здесь, в Замке, спасли Геральда от чего-то более ужасного за его пределами. Наверняка не скажешь. Принцесса Лизетта спасается бунтарством. Не сомневаюсь, Геральду здесь тоже нравилось…
Принц Алекси поцеловал Красавицу, погладил ее.
— Не пытайся понять все сказанное мною сразу, — напомнил он. — Не ищи сокровенного смысла. Просто слушай и запоминай; возможно, мои уроки когда-нибудь уберегут тебя от ошибок, позволят в нужный момент найти лучшее решение. Ах, ты так нежна ко мне, мой цветочек…