– Тогда договорились!
Мы поболтали еще о какой-то ерунде и попрощались – у меня начиналось очередное занятие у первокурсников, а это на первых порах всегда испытание. Студенты оказываются в непривычной обстановке, ощущают запах формалина из ванн с препаратами, весьма, надо заметить, специфический, видят в буквальном смысле расчлененные трупы, части человеческих тел, трупы целиком с выделенными венами и сосудами. Это, естественно, выбивает многих из колеи. Бывают случаи, что и в обморок падают, и мучаются от тошноты, и выбегают в туалет, не в силах удержать рвотные позывы. И девчонки размазывают по лицам косметику – от испарений формалина слезятся глаза. Но со временем все привыкают, даже в перерыве могут булочек поесть с кефиром. Я все это понимала, но все равно не всегда могла удержать раздражение. Знала, что студенты за глаза зовут меня Железякой, но не особенно расстраивалась по этому поводу.
Вечером меня ждал сюрприз. Я задержалась в городе, внезапно поддавшись желанию поправить форму стрижки, и из салона вышла на уже темную улицу. Пока ехала домой, несколько раз успела поговорить с Соней и Галей – они волновались и спрашивали, где я и что со мной. Надо было, конечно, предупредить, но я так спонтанно рванула в салон, что забыла обо всем. Но главным оказалось не это…
Дома я обнаружила отца и мужа с такими хмурыми лицами, как будто они только что с похорон. Папа курил в гостиной у камина, задумчиво смотрел на огонь и барабанил пальцами по подлокотнику. Акела, скрестив руки на груди, стоял у окна, штора на котором была отодвинута в сторону, и сосредоточенно разглядывал двор. Во всей его фигуре чувствовалось напряжение.
Я вошла в комнату и остановилась на пороге. Они, кажется, даже не заметили моего появления.
– А вы чего тут с такими лицами? – поинтересовалась я, чтобы привлечь внимание.
– Что – не нравимся? – не отрывая взгляда от камина, спросил папа. – Других найди, если мы рожами не вышли.
– Пап, ты чего? – Я подошла ближе, села на подлокотник и положила руку ему на плечо. – Случилось что-то?
– А вот верь не верь, не знаю, доча, – сообщил отец, отправляя окурок в камин. – Земля горит под ногами, а кто поджег – поди разберись.
– Не поняла…
– Обыск был в банке, – не оборачиваясь, сказал Акела, – с прокурорской санкцией.
– А мотив?
– Клинок, – коротко бросил муж, и по недовольному движению папы я поняла, что из-за этого они и поругались.
Отец, конечно, сразу обвинил Сашку в пристрастии к оружию и в том, что всегда есть повод зацепить его именно на этом увлечении. Мне папины выпады тоже никогда не нравились, но перечить я, понятное дело, особенно не смела. Сашку жалко…
– Нашли?
– Конечно, не нашли, – папа хлопнул меня по коленке, – либо твой муж его хорошо прибрал, либо не там искали.
– Либо его там просто не было, – с вызовом сказала я, и папа удивленно вздернул брови, а лысина его вдруг пошла красными пятнами.
– Да? А ушастые просто так нагрянули, да еще с портянкой прокурорской? Делать нечего?
Именно в этот момент Акела круто развернулся и вышел из комнаты, а через минуту хлопнула входная дверь. Я дернулась следом, но отец крепко ухватил меня за руку и вынудил остаться. В это время во дворе взревел мотор «Прадо». Сашка уехал…
Я возмущенно повернулась к родителю:
– Папа, что ты за человек, а? Почему ты мгновенно, не разобравшись, обвиняешь его во всем? Как ты можешь? Ты что – подозреваешь его в краже из музея?! Это, знаешь ли, вообще за гранью добра и зла!
– Остынь! – жестко велел отец. – Заступник твой укатил, могу ведь и врезать по-родительски.
– Попробуй! – запальчиво проговорила я. – Ты меня с детства пальцем не трогал.
– Похоже, промахнулся, надо было. Сейчас, чую, поздно уже. И паленого твоего я не обвиняю в краже – что за ерунда? Но вот купить краденое мог вполне.
– Да зачем?! Ты видел, какая у него коллекция? Такие мечи поискать – и то не сразу отыщешь! А тут фуфло, сувенирка китайская!
– Это он тебе так объяснил?
– Ну, я же дура у тебя, где мне! Да я, если хочешь знать… – и тут я осеклась, поняв, что не нужно рассказывать папе все, что я знаю об этом злосчастном клинке. Есть вещи, которые от него лучше скрыть, а самой потом все проверить. – И вообще! Куда он поехал? Где я теперь искать его буду, что Соньке скажу? – быстро перевернула я разговор, и папа хмыкнул:
– А вот что в прошлый раз всем толкала, когда он на нарах парился, то и теперь скажешь. В командировку, мол, папа уехал, и все тут. Нечего девке нервы портить.
– Н-да, ничего себе – понедельник начался, – пробормотала я, вставая с подлокотника.
– Да ладно бы – понедельник, – вздохнул отец, прикуривая «беломорину», – а то ж вся неделя теперь наперекосяк пойдет. Моня звонил, сказал – деньги со счета моего куда-то уплыли.
Дядя Моня по-прежнему совмещал в нашем доме обязанности адвоката и бухгалтера, и все папины финансы находились в его ведении.
– Да? И много? – Мне не особенно интересно было, сколько денег уплыло у отца, я прекрасно знала, что до банкротства ему как индийскому неприкасаемому до раджи, поэтому и беспокоиться смысла никакого нет.
– Да вот ты знаешь – не много, но как-то странно. Как будто кто-то аккуратно с карты деньги дергает, по чуть-чуть.
– А что ж ты мобильный банк не подключишь?
– Да зачем геморрой этот? – Папа с трудом привыкал к техническим новшествам и весьма неохотно соглашался на что-то.
– А вот как раз на этот самый случай – так бы тебе сообщение приходило всякий раз, можно было бы отследить.
Сказав это, я почему-то вспомнила папину нынешнюю пассию – броскую, но донельзя вульгарную брюнетку Ираиду, работавшую на местном телеканале. Ведущая из нее была, честно сказать, никакая, потому что ни образованием, ни воспитанием, ни грамотной речью похвастаться она не могла. Держали ее, по-моему, исключительно из-за выдающегося бюста. Правда, на месте Ираиды я бы сделала хотя бы подтяжку – очень уж некрасиво висело все это богатство. Кроме груди, имелся у Ираиды малолетний сын, которого она всячески скрывала от всех, создавая иллюзию тайны. На ее интернет-страничке то и дело появлялось фото ребенка со спины или так, чтобы в кадре не оказывалось лицо. Зато свои прелести Ираида демонстрировала щедро и в разных вариантах, не смущаясь ничего.
Где уж ее склеил мой папаша – не представляю, но мне было не до того. Папину жизнь я не контролировала и не собиралась, понимая, что ему бывает одиноко, как любому мужчине, а потому рядом периодически появляется какая-то дамочка. Папа не был записным красавцем и даже назвать его импозантным мужчиной можно было с большой натяжкой и сильно зажмурившись, но он был щедр, на пассий своих не скупился, а им только того и надо было. Все понимали правила игры, никто не страдал, всем хорошо. Но в последней, или, как выражался папа, «крайней», дамочке было что-то такое… неприятное, что ли. Я не особенно заостряла на этом внимание, но Акела однажды обмолвился, что Ираида не совсем то, чем хочет казаться. Я попыталась выудить из мужа побольше информации, но он молчал, сказав, что ничего криминального пока не происходит, а нервировать отца ни к чему. Я смирилась.