– А я ни разу не трахал островитянку, – поведал Дженкинс Уайлдер. – В пятьдесят первом наша часть стояла под Лондоном, но я до поноса боялся подхватить трипперок!
Ленни принял душ, надел шорты «Левис» и выцветшую хлопчатобумажную рубаху. Олимпия лежала на кровати и жаловалась.
Она жаловалась на отца, что он ее не встретил.
Она жаловалась на Алису.
Она жаловалась на капитана Пратта.
– Сколько лет я уже прошу папу избавиться от него. У него такие противные маленькие глазенки.
Она жаловалась на жену капитана Пратта.
– Готовит она просто отвратительно. Как ты думаешь, почему я отказалась от ленча?
– Ну хватит, – сказал Ленни, пытаясь не обращать внимания на ее дурное расположение духа. – Расслабься. Мы, по-моему, отдыхать сюда приехали. Давай сходим в город, погуляем.
– Погуляем? – она презрительно фыркнула. – Я терпеть не могу Сан-Тропез. Он кишит занудливыми туристами и шлюхами.
– А я хочу погулять, – упрямо повторил он.
– Давай. Тебе никто не мешает. Только, будь добр, подожди, пока я познакомлю тебя с Димитрием.
Он посмотрел на часы. Без четверти три. «Именно ради этого я и приехал, не так ли?»
Она встала с кровати и начала прихорашиваться перед зеркалом. Ей хотелось нюхнуть кокаинчику, но она опять не собиралась делиться. Незаметно Олимпия перенесла свой запас в ванную, закрыла дверь и отсыпала две порции.
Облегчение последовало незамедлительно. Весь день она отвратительно себя чувствовала и держалась только на таблетках. Как последняя дура, она упаковала всю свою заначку в чемодан и только сейчас смогла добраться до нее.
Она втянула порошок сперва одной ноздрей, потом другой. Тучи рассеялись. Голова прояснилась. Олимпия снова ощутила желание жить.
Ленни забарабанил в дверь.
– Что ты там делаешь? – крикнул он.
– Просто причесываюсь.
– Побыстрее.
Он чувствовал себя не в своей тарелке. В Лондоне все было прекрасно. Но, возможно, зря он согласился ехать в круиз. Одно дело терпеть Олимпию – он мог держать ее в руках, даже когда она становилась совершенно невыносимой. Но отец обязательно решит, что он женился на ней ради денег, да и список остальных гостей не внушал особого оптимизма. Плюс к этому, еще и Алиса. А хотелось ему только одного – поработать над материалом для «Карсон шоу».
Олимпия наконец вышла из ванной и взяла его за руку. Похоже, ее настроение улучшилось.
– Пошли познакомимся с папулей, – весело пропела она. – Он выглядит немного суровым, но не обращай внимания, на самом деле с ним можно иметь дело. Просто отвечай на его вопросы, не тушуйся, и потом я обещаю, что нам придется терпеть все это только раз в году.
Они поднялись на верхнюю палубу. Из стереосистемы лилась греческая музыка, и под ее звуки Димитрий демонстрировал Бриджит какие-то сложные па. Ребенок сиял и заливался смехом, а Алиса стояла в стороне и весело хлопала в ладоши.
– Семейная идиллия, – добродушно шепнула Олимпия и с энтузиазмом начала процедуру приветствия.
– Деточка! – бросилась она к совершенно равнодушной Бриджит. Чмок, чмок. – Папа! – к Димитрию, который отмахнулся от нее, чтобы она не мешала ему танцевать.
Когда он остановился, и только тогда, он ответил на ее приветствие.
Ленни топтался на заднем плане, поглядывая на происходящее со стороны и телепатируя Алисе, чтобы она помалкивала. Как ни странно, она действительно ничего не сказала.
– Папа, познакомься, пожалуйста, с моим новым мужем, Ленни Голденом, – объявила Олимпия.
Боже! Она произнесла это так, как будто он – ее новая покупка. Он протянул руку и опять спросил себя, что он делает на огромной яхте на юге Франции, зачем знакомится с таким человеком, как Димитрий Станислопулос и, главное, зачем он женился на его дочери. Нет, с ним определенно происходит что-то невероятное.
Димитрий смерил его пронзительным взглядом. Каменные черты его лица ничуть не смягчились.
– Итак, – бросил он громко, – вы и есть очередной муж.
Ленни не понравилось его замечание, а особенно то, что отец Олимпии проигнорировал протянутую им руку. Он стал лихорадочно соображать, что бы такое сказать пооскорбительнее. Никому он не позволит обращаться с собой, как с куском дерьма – будь то даже трижды отец его жены.
Но прежде, чем он успел что-то сказать или сделать, Димитрий внезапно заключил его в медвежьи объятия.
– Добро пожаловать в нашу семью, – прогремел он. – Если ты хорош для Олимпии, то хорош и для меня. – Короткий знак бармену. – Шампанского для всех. Нам предстоит много чего отметить.
Олимпия улыбнулась и схватила Ленни за руку.
– Я знаю, – сказала она. – Как здорово, правда?
– Прекрасно. Замечательно, – с широкой улыбкой подтвердил Димитрий. – И у меня тоже есть для тебя сюрприз.
– Какой? – Воскликнула Олимпия, допуская мысль о новом ожерелье из бриллиантов; Димитрий никогда не скупился на ее свадьбы.
– Дедушка тоже женился! – возбужденно сообщила Бриджит. – И у тебя есть братик, мама. А я его тетя. Правда. Честно. Серьезно. Я теперь тетя.
Улыбка застыла на лице Олимпии. Неужели не она окажется в центре внимания? Она оглянулась на отца, ожидая, что он подтвердит, что Бриджит, как всегда, сочиняет.
Он кивнул.
– Все верно. Я тоже снова женат. И Бог благословил меня сыном.
На какой-то момент у Олимпии ослабли ноги. Слишком долгая дорога и слишком мало кокаина, чтобы смягчить эффект, подобный неожиданному взрыву бомбы.
– Не может быть, – пробормотала она непослушным языком.
– Нет, правда! Нет, правда! Нет, правда! – Прыгала вокруг Бриджит.
– Да, – подтвердила Алиса, ухватив с серебряного подноса бокал с шампанским и присоединяясь к тому, что виделось ей как всеобщее торжество.
Олимпия глубоко вздохнула. В том, что он еще раз женился, нет ничего страшного. Но ребенок – в его-то возрасте! Она была единственной наследницей Станислопулоса, итак должно оставаться и впредь. При всем своем богатстве она вовсе не собиралась делить с кем-либо огромное наследство, которое достанется ей после смерти Димитрия. Ей должно принадлежать все. Так не честно!
Ленни всучил ей бокал шампанского и взял другой для себя.
– Поздравляю вас, мистер Станислопулос, – сказал он, довольный, что честь находиться в центре всеобщего внимания теперь принадлежит другому.
– Я обожаю свадьбы, – объявила Алиса. – Это такие счастливые моменты. Я помню свою свадьбу, как будто она была всего неделю назад. Я сшила себе белое роскошное платье – такое красивое приталенное, – она повернулась к Олимпии, которую свадебные туалеты Алисы интересовали меньше всего на свете. – Поверишь ли, дорогая, талия у меня была восемнадцать дюймов! Восемнадцать дюймов!