Когда Стивен вернулся домой в тот вечер, она рассказала ему все о своем прошлом и о том, в какой грязи он был зачат. Знала бы она о смерти Боннатти, она ничего не стала бы говорить. Но теперь слишком поздно думать об этом. Она раскрыла Стивену глаза и, похоже, разбила ему жизнь.
И вот теперь, три года спустя, каким образом она может помочь ему вернуть самоуважение?
– Так зачем мы возвращаемся в Калифорнию? – спросила Кэрри спокойно, хотя и прекрасно знала ответ.
– Мы нанесем визит Джино Сантанджело, – ровным голосом сказал Стивен. – Нам предстоит выяснить, нужно ли продолжать поиски настоящего Фредди Лестера.
Они улеглись в постель по разным причинам – Олимпия Станислопулос и Ленни Голден.
Уединившись в его роскошном номере, они прикончили еще две бутылки шампанского, покурили травку и механическими движениями, глядя друг на друга пустыми глазами, скинули свою одежду. Затем они всерьез занялись любовью.
Олимпия закрыла глаза и стала думать о Флэше.
Ленни закрыл глаза и стал думать об Иден.
В результате оба испытали фантастический оргазм.
Они вместе приняли душ, вволю понюхали кокаину, оказавшегося в сумочке Олимпии, и поговорили о том, как хорошо им вместе.
Ленни не увлекался наркотиками, но сегодня они попали ему под настроение. Все к чертям собачьим.
Что бы сказала Тростинка Алиса, посмотри она на него сейчас? Вот он, Ленни Голден, снова в своем родном городе. Только теперь он здесь – царь и бог.
Он стал звездой.
Он делил постель с одной из самых богатых женщин в мире.
И наслаждался каждой прожитой минутой.
– Мы должны сделать что-то безумное, – решила Олимпия. Ее голубые глаза сверкали ярче бриллиантов. – Что-то совсем-совсем безумное.
– По-моему, мы уже сделали, – пошутил он.
Олимпия соскочила с кровати. Полногрудая и пышнотелая, она, казалось, только что сошла с полотна кисти Рубенса.
– Давай поженимся, – заявила она. Эти слова легко сорвались с ее губ – она начала привыкать произносить их.
– Давай – что? – Он, конечно, был не в себе, но не настолько.
– Давай покажем им всем, – она хихикнула. – Представляешь? Все газеты будут писать только о нас.
– Эй... Потише. Я вовсе не собираюсь ни на ком жениться.
Она искрение удивилась:
– А почему?
– Потому что... уф... ну, я просто об этом никогда и не думал.
– Я выходила замуж три раза, – задумчиво сообщила она. – За трех пустышек. – Она подошла поближе к кровати, села рядом с ним, погладила его грудь. На него смотрели большие, серьезные, синие-синие глаза. – Ну что ты теряешь? Это будет приключение, и, кто его знает, возможно, тебе даже понравится.
Он рассмеялся. Ну и бредовая идея.
– Ну послушай...
Она обвила руками его шею и прижалась к его голой груди своим роскошным бюстом.
– Я не девчонка с улицы, Ленни. Ты знаешь, кто я такая. Ты знаешь, какой жизнью мы зажили бы. А если ничего не получится... Что ж, никаких цепей, никаких алиментов, ничего такого. Кто еще предложит тебе такую выгодную сделку?
Он задумался.
Всерьез.
Ну, конечно, настолько серьезно, насколько возможно после шампанского, травки и кокаина. Не говоря уже о полбутылке водки в начале вечера.
Если Ленни Голден женится на Олимпии Станислопулос, с Иден случится удар. Наконец-то свершится месть. Боже правый! Если он захочет, он так и поступит. Олимпия права. Что он в конце концов теряет?
Подружки на один вечер. Мать, которой нет до него дела. Оргии. Квартира в Лос-Анджелесе с тронутой прислугой. Одинокие ночи с мыслями об Иден.
– Послушай, – сказал он, пытаясь привести мысли в порядок. – Мы совсем не знаем друг друга. Мы – двое совершенно незнакомых людей, которые всего-навсего хорошо провели время в постели.
– Так в том-то и вся соль, а? – Она мечтательно вздохнула. – Настоящее волшебное путешествие в страну тайн. Чего еще можно желать?
– И не подумаю, – шипела Иден. – Ах ты, скотина, ты не сможешь меня заставить.
Сантино ковырял пальцем в зубах и с каменным видом смотрел на нее. Они стояли лицом к лицу в спальне их номера в отеле. В гостиной сидели его два мерзких лас-вегасских приятеля.
– Можно подумать, я хочу, чтобы ты пробежала голышом по главной улице, – произнес наконец Сантино. У него начал подергиваться левый глаз – дурной признак, как уже успела узнать Иден. – Я же всего-навсего прошу тебя раздеться и пройти через соседнюю комнату на высоких каблуках. Неужели это так трудно?
– Ты хочешь, чтобы я устроила представление для твоих противных дешевых друзей? – ответила она сухо. – И не подумаю.
– Куда ты денешься, – рявкнул Сантино. – Если хочешь сниматься в этом чертовом кино, пойдешь как миленькая. – Неуловимым движением руки он ухватился за лиф ее нового платья и рванул вниз. Серебристый материал треснул и порвался.
– Негодяй! – тихо проговорила она.
Он несильно ударил ее по лицу.
– Для начала, – сказал он спокойно. – Хочешь еще – продолжай в том же духе.
Он направился к двери, но на пороге задержался и оглянулся. На нее смотрели самые маленькие и злобные глазки, какие она когда-либо видела.
– Я хочу, чтобы ты прошла через соседнюю комнату, с голым задом, как ни в чем не бывало. Нальешь себе выпить и вернешься сюда. Ясно?
– А что ты захочешь от меня потом? Чтобы я переспала с ними? – сверкнула глазами Иден.
– Детка, если ты трахнешься с кем-нибудь, кроме меня, я тебя убью. – Он вышел вон.
Она прикусила нижнюю губу, пытаясь справиться с охватившей ее яростью. Что он о себе воображает?
Иден проскользнула в ванную и переступила через погубленное платье. В зеркале было видно, что рука Сантино оставила только слабый отпечаток на ее бледной коже. Она напудрилась, чтобы скрыть красноту. Затем наложила на лицо румяна, накрасила губы блестящей помадой и расчесала свои тонкие светлые волосы.
Сантино Боннатти хотел представления. Она устроит представление этому ублюдку.
Очень аккуратно она пощипала соски своих маленьких грудей, чтобы они встали и налились цветом. Затем сняла трусики и начесала золотой треугольник между ног. Потом взяла флакон детского крема и побрызгала на себя, пока ее тело не заблестело матовым цветом. Немного духов напоследок. Осталось только одеть серебряные босоножки на шпильках и тонкую серебряную цепочку на талию.
Сочтя себя готовой, Иден отступила на шаг и осмотрела творение своих рук. «Ты играешь роль, – сказала она себе. – Не бойся. Это работа. Не позволяй сукину сыну оскорбить тебя». С высокомерным достоинством она распахнула дверь в гостиную и шагнула вперед.