— Пошли, — повторил Грег. — Надо собираться и выступать, раз уж все равно не спишь.
— А этот… лесной червь? Мы что, так и оставим его за спиной, чтобы он нас задушил, когда отвернемся? Надо разрубить его на части и сжечь!
— Хватит того, что я сделал, — ворчливо ответил Грег. — Я детей не убиваю.
— Детей?!
— Ну да. Линдвурм — зародыш дракона.
Аличе уставилась на пень во все глаза.
— Ты хочешь сказать, что вот эта злобная коряга…
— …когда-нибудь станет зеленым драконом. Так считают у нас в горах. Дракон рождается от своей стихии, но прежде чем это случится, он должен пройти долгий путь превращений. В источниках силы рождаются стихийные духи — линдвурмы, кобольды, саламандры… В дракона переродится один из тысяч, и никто не знает — почему именно он.
— Но разве дракон рождается не из яйца? — недоверчиво спросила Аличе. — Почему тогда все алхимики…
Грег помотал головой.
— Бред. Или это яйцо в переносном смысле… В алхимическом.
— А кто-то видел, как линдвурм стал драконом?
— Нет. Но у него с драконом много общего. Например, то, что он точно так же живет на источнике силы. Однако дракон может от него удаляться, а стихийный дух с ним неразрывно связан. Так зародыш водяного дракона — часть ручья, в котором он родился. Уничтожишь источник — убьешь и зародыша.
— Так вот как можно убивать драконов! — выпалила Аличе. — Находишь источник силы, уничтожаешь его…
— Ну-ну. Как ты уничтожишь, к примеру, вулкан? Или подземный ключ, уходящий глубоко под горы? Или рудную жилу, или ветер? — Грег поглядел на линдвурма. — Жаль, что пришлось поранить тебя, малыш…
— Малы-ыш?! — прошипела Аличе, глядя на прикрытые цветами кости. — Был бы у меня меч! Может, одолжишь мне свой ненадолго?
Грег рассмеялся.
— Пошли!
Аличе гордо отвернулась от протянутой руки и полезла наверх, стиснув зубы от боли. Все тело ныло после того, как этот «Малыш» протащил ее по буграм. Запястье горело, исколотые колючками губы болели и распухли. Ну и ночка!
Ложиться досыпать не имело никакого смысла. Лес гремел от птичьего пения. Солнце светило сквозь ветки. Аличе бросало то в жар, то в холод. Грег посматривал на нее с беспокойством.
— Ты здорова? Дойдешь до деревни?
— Дойду, — буркнула она. — Не беспокойся.
Аличе вовсе не смирилась. Хорошо, дойдем вместе до деревни. А там посмотрим, как он попытается ее принудить, если она решит остаться!
Небо за витражным стеклом в мелком свинцовом переплете было алым и холодным, сизые тени башен располосовали Каррено. Даниэль распахнул окно на верхнем этаже своей башни, впуская свежий ветер в замысловатую помесь кухни и библиотеки, что звалась алхимической лабораторией. Заходящее солнце пробежалось по длинной столешнице, уставленной котелками, ступками, фаянсовыми сосудами, колбами, тиглями и ретортами. От порыва ветра с каменного пола поднялась пыль — желтая, со вспыхивающими в ней блестящими металлическими крошками. Зашелестели и задвигались, как живые, страницы фолиантов, разложенных по всем свободным стульям и табуретам, с десятками закладок на нужных местах, со схемами, пентаграммами и символическими рисунками. Взметнулась зола из «гнезда», черной тучкой окутала атанор — живое сердце лаборатории.
Даниэль посмотрел на атанор, и в уголках его рта возникли горькие складки. Алхимическая печь почти остыла. В нижней части не гудел огонь, над крышкой рефлектора не курились струйки пара, говорящие о непрерывном процессе превращения вещества. То, что много месяцев зрело внутри, укутанное золой, в герметичной стеклянной колбе, остыло и умерло. «Было убито, — поправил себя Даниэль, любивший точные формулировки. — Мной».
Высокий и худой, с грустными глазами и аскетичным лицом, которое казалось особенно бледным на фоне темных волос и просторной неряшливой черной мантии, он выглядел классическим ученым. Недавно Даниэль, к своему удивлению, был назначен придворным алхимиком и вошел в малый совет герцога, но почести его не слишком изменили — он и без того был высокого мнения о себе, своем уме и своих талантах.
А интересовала его только наука. По крайней мере, сам он до недавнего времени был в этом убежден. Но сейчас он стоял, опустив руки и ссутулив плечи, и горестно смотрел на остывающий атанор.
«В печи-то я могу погасить огонь, — думал он, — но кто погасит его у меня в голове?»
Черное устье горна смотрело на него укоризненно, как глаз мертвеца. Огненные крылья и крики гибнущих в пламени… Даниэль зажмурился до слез, прогоняя видение, которое мучило его с самого утра, как только пришли ужасные новости из Вишневой Лореты. Теперь в его душе останется еще один шрам — как черная дыра, с обожженными краями, как навсегда закрытая дверь. Со временем она перестанет болеть, но никогда не исчезнет. И когда бы он ни посмотрел в ту сторону, она будет ждать его там. Он знал это, потому что однажды, давно, пережил то же самое.
«Пережил тогда, должен пережить и теперь! — приказывал он себе. — Что толку горевать?» Но все вокруг повторяло — ее больше нет. Некого защищать, не за что бороться, все напрасно. Все сгорело, все…
Снизу, из-за двери, послышалось эхо шагов на лестнице. Даниэль быстро вытер глаза, выпрямился и повернулся к двери, невозмутимый, как положено придворному алхимику и ведущему специалисту Колледжиаты. На лице ученого застыло то самое выражение, которое Фьямма, принимая его на свой счет, называла «мерзким и ханжеским». Свояченица утверждала, что Даниэль презирает женщин, и это было правдой — со времени смерти жены другие женщины больше не существовали для него. Ради памяти о единственной он навсегда отказался от всех прочих…
Скрипнула дверь. В лабораторию, пригнувшись, вошел Вальтер.
— Адский змей, ну и дверь тут у вас, коллега! — пожаловался он. — Могу поклясться, эту башню строили кобольды, причем для других кобольдов! А уж лестница…
— Кто вы? — равнодушно спросил Даниэль.
Вальтер церемонно раскланялся.
— Мы не были представлены, но я друг вашей сестры. Вальтер из Сомбры, ваш коллега. Непросто было к вам попасть! Прошу извинить мое вторжение, но я хотел сообщить вам…
Вальтер вдруг оборвал себя на полуслове — его взгляд, быстро обежавший лабораторию, остановился на атаноре.
— Что стряслось? Почему не горит огонь?
— Я сам его погасил, — мертвым голосом проронил Даниэль.
— Вы что, остановили opus mаgnum?!
— Это уже не имеет ни… Что вы делаете?! — всполошился придворный алхимик, когда Вальтер кинулся к атанору, сорвал замки и распахнул крышку. Изнутри вырвалось облако густого пара, на пол хлынул конденсат. В воздухе сильно запахло горячей смолой. Вальтер на миг замер — внутренность атанора по самые края наполняла густая черная жижа. Она уже начинала застывать, покрываясь сморщенной пленкой. С краев пленка превратилась в корку, острую на изломе, — в чем Вальтер и убедился, разбив ее и сунув руку по плечо в черную жижу.