Хозяин принес две большие глиняные кружки кислого пойла, исходящего пеной; к нему — жирная колбаса, тушеная капуста, огромные ломти хлеба… Грубая еда показалась Аличе небесным пиром, и она тут же забыла обо всем, кроме нее.
Но не Грег. Он медленно цедил пиво, невольно прислушиваясь к приглушенным голосам крестьян. Что здесь не так? Может быть, страх? Им тут пахло сильнее, чем дымом и подгорелым мясом, а уж запах страха Грег бы ни с каким не спутал. Он прикрыл глаза, и его сознание наполнилось голосами и образами. Он слушал всех сразу, и фразы проносились сквозь него мутным потоком, как раздувшаяся от дождей река. Они возникали и исчезали из бормотания крестьян, мгновенно сменяя друг друга, как вспышки света в темноте.
В горах творится что-то непонятное, что-то страшное… Деревья, вырванные с корнем, летают по воздуху… Лесные пожары возникают и гаснут, как по приказу… Грозы, которых никто не ожидал, камнепады там, где их никогда прежде не бывало… Исчезающая с пастбищ скотина, в последнее время и не только скотина… А потом находят обгорелые кости. И рисунок — на камне, на дереве, на земле. Незнакомый символ. Рука, сжатая в кулак, из нее вырывается язык пламени.
«… его сиятельство проснулся, помяните мое слово!»
— Какое еще сиятельство? — повернувшись, громко спросил Грег.
В харчевне снова воцарилась тишина.
— А вам что за дело? — насупившись, вопросил белобрысый детина с ярко-розовой кожей, с виду способный одним взмахом перерубить молодое дерево.
— Что за сиятельство? — повторил Грег.
Не обращая внимания на детину, он обвел взглядом сидящих за столом.
— В Веттерштайне появился новый граф?
— Новый? Да какое там! — к удивлению Аличе, ответил тот же детина. — Все тот же!
— Он же полста лет как преставился.
— Мы тоже так думали, — мрачно ответил другой вендел, постарше. — Пока он из замка своего невидимого не вылез и не начал летать по округе и безобразничать.
— Не безобразничать, а брать свое! — встрял круглолицый мужичок с пегой бородкой, плешивый, несмотря на молодость. — Его светлость проспал полвека в своем замке, а теперь проснулся и решил собрать подать за все время! Ну и покушать между делом, само собой… А вы еще кочевряжитесь!
— Ты, Вилли, никак, в управляющие к нему нацелился, — хмыкнул пожилой вендел. — Только тот, кто скот таскает, — никакой не граф, а разбойник и никто другой! Граф должен своих людей защищать, а не грабить!
— Неужели не ясно, что его светлость после долгого сна проголодался!
— Граф там или не граф, — заявил мрачный детина, — а стыд и совесть тоже надо иметь! Ну одна корова, ну две, но пять коров и бабка — это ни в какие ворота не лезет!
— Ох, Франц! — укоризненно заметил плешивый мужичок, — тебе бы за такие речи всыпали батогов…
— Ты что там тявкнул, Вилли? Ну-ка иди сюда, я тебе еще раз дам по харе!
— Но-но! Уберите его от меня!
— Что коровы! — густым басом перебил их кряжистый мужик лет пятидесяти. — Коров еще можно простить. Вы про бабку подумайте!
— Эка важность — бабка, вот коровы!
— Да заблудилась ваша бабка или в овраг свалилась…
— Подумаешь, пяток коров унес да десяток овец? Чай, не объедает!
— Как не объедает?! Вот если бы он твою корову унес, я бы послушал, как ты запел!
Тут пошел долгий бранчливый подсчет убытков, вперемешку с личными счетами и старыми обидами.
Аличе давно уже перестала есть. Она внимательно слушала, и сквозь непривычную манеру речи понемногу проступал ее зловещий смысл.
— Граф, который проснулся, летает и крадет скот? — шепотом спросила она у Грега. — Они ведь не о драконе говорят?
— Похоже на то, — мрачно признал он.
— А ты говорил, что местные драконы на людей не нападают!
— Они раньше и не нападали. — Грег поднял голову: — Так что, говорите, к вам дракон летает?
— Он самый, гад! — рявкнул белобрысый Франц. — Чтоб ему пусто было!
— Ты оставь эти речи, Франц, — предостерег плешивый Вилли. — Ну сам подумай, что толку шуметь? Если его светлости угодно кушать наш скот, так кто ему помешает?
— Да уж не ты, сопля!
— Верно, не я. И никто из нас! Верно я говорю, соседи?
— Так-то оно так, — буркнул кряжистый мужик. — Но если так дальше пойдет, у нас к осени ни коров, ни овец не останется… Куда ни кинь — зимой с голоду помрем.
— Спуску гаду давать нельзя! — вмешался Франц. — А то повадится — сперва бабка, потом корова, потом посевы палить начнет… Явится еще — соберемся всем миром, возьмем вилы, топоры и огня побольше, и как деды наши…
— Ничего у вас не выйдет, — сказал Грег.
В харчевне снова стало тихо. Все недружелюбно уставились на чужака. Аличе съежилась, стараясь укрыться за пивной кружкой.
— Это почему же? — нахмурившись, спросил Франц.
— Вы хоть видели дракона живьем? — произнес Грег, не обращая внимания на всеобщую неприязнь. — Думаете, это что-то вроде ящерки, только большой и зеленой?
— А ты почем знаешь, что дракон зеленый? — подозрительно спросил Франц. — А может, черный? У нас тут и черного видали.
— Черные в вашу долину не летают, тут не их земля, — ответил Грег. — Что за «граф» такой у вас из «невидимого замка», я не понимаю. Но если речь о зеленом драконе — извольте, расскажу что знаю. Зеленые свирепы и вспыльчивы, раздражать их опасно — пыхнут огнем. Наткнетесь на зеленого в лесу — лучше попытайтесь уболтать, поговорить они любят. Они коварны, любят нападать из засады, но в открытом бою медлительны и неуклюжи…
— Вот и славно! — Франц треснул кулачищем по столу. — Стало быть, мы с ним легко расправимся…
— …против другого дракона. А смертному дракона не убить, — сухо закончил Грег и покосился на Аличе. — Ты поела? Пора идти дальше…
Договорить ему не дали.
— Но что ж с ним делать? — раздалось со всех сторон. — То, что он скот ворует, это еще ладно… А если людей таскать повадится? Как же нам с ним совладать-то!
— Никак. Если дракон захочет кого-то убить, он его убьет. Вы с ним ничего не сделаете, — Грег поднял глаза, подумал и сказал: — Я бы попытался разузнать, что этому «графу» нужно. Все-таки пятьдесят лет он вас не трогал. Почему он вдруг начал таскать скот, складывать костры в лесу, знаки рисовать? Не знаете? А может, вы знаете, да признаться не хотите? — Грег окинул взглядом таверну: — Может, вы его и разбудили?
Все на миг онемели от таких слов. Грег отхлебнул пива, скользнул взглядом по изумленным и сердитым лицам.
— Не вы? Ну тогда могу посоветовать только одно. Собирайте свое добро и уходите из Омельников!
После таких слов изумление мгновенно обратилось в ярость, которая тут же и обрушилась на Грега. Со все сторон посыпались оскорбления и призывы выкинуть чужаков на улицу. Аличе, хоть и перепугалась, была поражена такой наглостью простолюдинов по отношению к человеку, у которого за спиной висел меч. Но тут, в горах, были свои нравы. Недаром у каждого был нож на поясе, а у кого-то и топор в веснушчатой лапе.