- Одиннадцать,- ответил Ефим.
- Что одиннадцать? - не поняла Кукуша.
- Я восемнадцать лет в Союзе писателей и написал одиннадцать книг,сообщил Ефим. И, подумав, добавил: - А Баранов написал только одну.
Мать с сыном переглянулись.
- Лысик,- встревожилась Кукуша.- Ты часом не трекнулся?
- Нет,- сказал Ефим,- я этого дела так не оставлю. Сдохну, а шапку свою получу.
Он вдруг вскочил, выскочил в коридор, вернулся со своей волчьей шапкой.
- Тишка, тебе, кажется, нравится моя шапка?
- Нравится.- Тишка проглотил последний пельмень и стал вытирать губы бумажной салфеткой.
- Ну так вот,- щедро сказал Ефим.- Я тебе ее дарю.- Он напялил шапку Тишке на голову. - Смотри, тебе идет.
- А ты будешь носить мою? - спросил Тишка. Он снял шапку, посмотрел на нее и положил на стул рядом с собой.
- Твою? - переспросил Ефим.- Свою ты можешь выбросить, она уже выносилась.
- А ты в чем будешь?
- А я себе получу,- сказал Ефим.- Сдохну, а своего добьюсь.
- Лысик, поешь.- Кукуша поставила на стол тарелку пельменей.- Садись сюда, кушай. И забудь ты про эту шапку. Это я во всем виновата. Я тебя подбила. Но ты забудь это. Бог с ней, с этой шапкой. Я тебе сама куплю такую, каких у ваших говённых писателей вообще нет ни у кого. Я тебе куплю... ну, хочешь, я тебе из серебристой лисицы куплю?
- Нет! - закричал Ефим.- Не вздумай! Я их заставлю! Вот Каретников приедет, я к нему пойду и...
Он махнул рукой и заплакал.
Ефим помешался. Я узнал это сначала по телефону от Баранова, потом от встреченного в Доме литераторов Фишкина. Пока я собирался позвонить Ефиму, ко мне утром, еще не было девяти, явилась Кукуша в блестящей от растаявших снежинок норковой шубе.
- Извини, что я без звонка,- сказала Кукуша.- Но я не хотела, чтобы кто-нибудь знал о нашей встрече.
- Ничего,- сказал я,- это неважно. Извини, что я в пижаме.
- Это как раз неважно. Кстати, очень хорошая пижама. Где достал?
- Сестра привезла из Франции.
- У тебя есть сестра во Франции? - удивилась Кукуша.
- Нет, сестра у меня в Ижевске. А во Францию ездила договариваться о чем-то с заводом Рено. Кофе будешь?
- Нет, нет, я на минутку.- И совсем другим тоном: - Мне нужна твоя помощь, ты должен спасти Ефима.
Я растерялся и спросил, в чем дело, от чего я должен его спасать.
- Трекнулся,- сказала Кукуша.- Не ест, не пьет, не спит, не бреется, зубы не чистит. Он всегда Тишке готовил яичницу, теперь мальчик уходит в институт без завтрака.
- Ну, мальчику, кажется, уже двадцать четыре года, и яичницу он мог бы...
- Дело не в яичнице,- перебила Кукуша,- а в Фимке. Он совсем на этой шапке заклинился. Он уже обошел все начальство в Литфонде, в Союзе писателей, и ему везде отказали. Теперь ходит, все время бормочет: "Я восемнадцать лет в Союзе писателей, у меня одиннадцать книг, имею боевые награды". Я ему говорю: "Лысик, да что с тобой случилось, да забудь ты про эту шапку, да задерись она в доску". А он мне отвечает, что сдохнет, а шапку получит, и все ждет своего Каретникова. Вот Каретников приедет, вот он вам покажет, вот он вас заставит, перед Каретниковым вы все еще попляшете. А этот хренов Каретников, то он в Монголии, то в Португалии, я даже не знаю, когда он бывает здесь. О, господи! - она зашмыгала носом и полезла в карманчик за платком.- Это я, я во всем виновата. Я его толкнула бороться за эту вшивую шапку, а теперь не могу остановить. Я ему говорю: ну, Лысик, ну, дорогой, ну, пожалуйста, я тебе десять таких шапок куплю. Он говорит: "Нет, я восемнадцать лет в союзе, написал одиннадцать книг, имею боевые награды".
- Может быть, показать его психиатру?
- Может быть,- согласилась Кукуша.- Но, может, лучше и правда дождаться Каретникова. Если тот поможет... Но пока... Я к тебе для чего пришла... Сходи к Фимке, развлеки его как-нибудь, поговори по-дружески, спроси, что он пишет, когда закончит. Такой интерес на него всегда действует хорошо.
Я посетил Ефима и нашел его точно таким, каким его описала Кукуша. Он меня встретил в мятом спортивном костюме с дырой на колене, худой, всклокоченный, лицо до самых глаз заросло полуседой щетиной.
- Здравствуй, Ефим! - сказал я.
- Здравствуй.
Загородив собою дверь, он смотрел на меня, не выражая ни радости, ни огорчения.
- Ну, может быть, ты меня пустишь внутрь? - сказал я.
Он вошел следом.
- Можно сесть? - спросил я.
- Садись,- пожал он плечами.
Я сел в кресло в углу под оленьими рогами, он остановился передо мной.
- Я приехал к глазнику,- сказал я,- и вот решил заодно тебя навестить.
Он слушал вежливо, грыз черный ноготь на мизинце, но интереса к общению со мной не проявил. Я рассказал ему массу интересных вещей. Рассказал о хулиганстве детского писателя Филенкина, который в Доме творчества выплеснул свой суп в лицо директора. Ефим вежливо улыбнулся и, покончив с мизинцем, принялся за безымянный палец. Ни расовые волнения в Южной Африке, ни перестановки в кабинете Маргарет Тэтчер его тоже не заинтересовали.
Я предложил ему перекинуться в шахматы, он согласился, но, уже расставляя фигуры, перепутал местами короля и ферзя, а партию продул в самом дебюте, хотя вообще играл гораздо сильнее меня.
Мы начали новую партию, и я спросил его, как развивается "Операция".
- Я восемнадцать лет член Союза писателей и написал одиннадцать книг,сообщил Ефим и подставил ферзя.
Возможно, он доложил бы и о своих боевых наградах, но тут зазвонил телефон. Я переставил Ефимова ферзя на другую клетку, а своего, наоборот, подставил под удар.
- Что? - закричал вдруг Ефим.- Приехал? Когда? Хорошо, спасибо, будь здоров, вечером перезвонимся.
Он бросил трубку, повернулся ко мне, и я увидел прежнего Ефима, хотя и небритого.
- Ты слыхал,- сказал он мне весьма возбужденно,- Баранов звонил, говорит, приехал Каретников.
Не могу даже описать, что дальше было с Ефимом. Он вскакивал, бегал по комнате, размахивал руками, бормотал что-то вроде того, что кто-то у него теперь попляшет, потом вернулся к шахматам, объявил мне мат в четыре хода и, посмотрев на часы, намекнул, что мне пора к доктору.
Я ушел, радуясь, что Ефим так быстро вышел из своего состояния, хотя моей заслуги в том не было.
Дальнейшее мне приходится описывать отчасти со слов самого Ефима, отчасти, полагаясь на противоречивые свидетельства других участников этой истории.