- Ну, чего ты разошлась, - Мишин укоризненно дернул меня за штанину.
А что такое? Да после этого клуба наш избранник должен вообще быстро и с позором искать себе другую профессию. А я ему уже и предложила...
- Боже, мужики, кого я вижу? - мой оппонент-депутат сделал паузу, за которой скрывалось явное неузнавание. Боюсь, что и мне когда - нибудь придется работать гримером.
- Господин Сливятин, но кто бы мог подумать? Вы - гомик. А я по-прежнему Надя. И этот человек шантажировал меня выселением!!!
- Ну ты даешь, - восхищенно присвистнул Сливятин и, вежливо спросив разрешения, присел за наш столик. Мишин пытался неуклюже извиниться за меня и мои вольности. Но это, опять же, смотря с чем сравнивать. Первая часть моей спины продолжала гореть под взглядом Андрея, а душа пылала от праведного гнева. Штирлиц как-то говорил, что разведчику выпадает только один шанс. Нашей бригаде он пока не выпадал. Поэтому, карты на стол, господа.
- И давно это с вами? - спросила я участливо.
- Да года два. Только теперь опять придется менять место дислокации, улыбаясь сообщил он.
- Да я - могила. Точно.
- Женщина всегда является братской могилой. Всего, - тут, конечно, ему виднее, но я бы на месте Галины Августовны обиделась бы, если бы меня сравнивали с кладбищем.
- Всего, всего. В том числе и информации. Так что не принимайте на свой счет, дорогая Надежда Викторовна. Будем снова переезжать.
- А ваш предудыщий клуб случайно не назывался "Должок"? - вдруг осенило меня блестящей связующей все идеей.
- Нет, ну что вы, - Сливятин охладил мой пыл и сразу забил в мой интеллект ржавый от правды гвоздь. - Видите ли, это вообще не то, о чем вы подумали. Мы собираемся здесь без женщин. Без всяких. И решаем деловые вопросы. Вот так. Считайте, боимся феминизма и его последствий. Но в принципе - кому охота приключений на голову? Вы, кстати, заметили, что у нас отстреливают только мужчин. Женщин и детей никто не трогает. Киднепинга - нет. Так что добились кое-каких договоренностей. А теперь вот вы...
- А кто был в прошлый раз, - все-таки мысль о приключениях любопытного Буратино в лице Анны Семеновны не покидала меня. Кроме того, не хотелось повторить её скорбный путь.
- В прошлый раз забрались староверы, - устало выдохнул он.
- И что, никто ни-ни? - изумленно спросила я.
- У нас нет. Никаких гомосексуальных контактов. Сколько можно?
Да, картинка прорисовывалась - хуже некуда. Если даже гомосексуалисты стали импотентами, то кто спасет нацию от неминуемой демографической катастрофы? Хорошая страна, в которой много денег и нет людей. Какая-то разновидность нейтронной бомбы все-таки стукнула нас по носу... Кто-то тронул меня за плечо потной рукой, такой потной, что свитер на мне замокрел.
- Владимир Сергеевич, вы не подумайте плохого, я тут первый раз. Я за деньгами на искусство. За спонсором. Я ещё не...
Сливятин заразительно засмеялся и хлопнул подкравшегося Виталия Николаевича ниже спины.
- Нет, он просто замахал меня своими трубадурами в постели с собаками. Да дам я тебе денег. Не ходи ты сюда. И ко мне не ходи.
И стоило человеку тратить столько денег на маникюр, чтобы показаться в клубе ,где никого своих-то и не было. На лице Виталия Николаевича проглядывало острое разочарование. На моем - тоже. Наша с Мишиным миссия позорно провалилась. И мысль о том, что отрицательный результат - это тоже результат не успокаивала меня абсолютно.
- Нам пора, - сказал Мишин, гневно сверкая на меня глазами. Я молча кивнула Сливятину и Виталию Николаевичу и уныло поплелась за шефом.
- Подождите, - окликнули нас уже в коридоре. - Подождите. - муж Анны Семеновны сердито сопел и немного задыхался.
- Я тут тоже по делу.
- Нам это не интересно, - отчеканил Мишин.
- А интересно, что в коробке для инсулина не было ни одного флакона? Ни единого? Вообще! А интересно, что Аня всегда сообщала об этом заранее? Она очень педантичная женщина. Но - не было ни одного. И этот факт занесли в протокол.
- Значит, осталась только тот, который я держала в руках?
- Ну почему? А может быть и те, которые вы украли из моего дома?
- Андрей, но я ...
- Здесь очень душно, - вмешался Мишин. - Давайте выйдем на воздух.
В саду мерцали желтые фонари. Я считала убийцей Андрея. Он меня. У нас состоялось тяжелое человеческое противостояние, при котором слова были не нужны.
- Я сейчас же сделаю заявление и потребую вашего задержания, угрожающе прошипел носитель счастья Андрей и схватил меня за руку.
- Да сейчас же, - заявил Мишин и отправил свой военный кулак в ухо вдовцу.
Андрей мягко упал на траву. А ты с шефом в полном молчании оседлали "запорожец" и злые, но примирившиеся с поражением отправились домой.
Интересно, подпишет ли Тошкин санкцию на мой арест?
Анна - очень педантичная женщина. Она всегда сообщает об этом заранее... Мне необходимо принести наманикюренному Андрею свои извинения, потому что все мои подозрения оказались напраслиной, нелепицей, игрой безжалостного, хронически больного воображения. Андрей не убивал свою жену. Он говорил о ней, как о живой, а значит, не принял смерть как данность и уж, тем более, не подготовился к ней заранее. Я, как известный душегуб, об этой практике знаю много. Чтобы перевести любимую боль в разряд прожитого о ней нужно говорить только в прошедшем времени. Слово не воробей, но, вылетев и описав круг, оно по-настоящему засасывает существующее в обозначенный им же смысл. Когда я бываю умной, то очень дорожу сказанным... Жаль только, что умной я бываю редко.
- Вас проводить? - жестко спросил Мишин.
- Нет, у нас тут не страшно, - я жалко улыбнулась, ужасно сожалея о позорно проведенном внедрении. - Мне завтра во сколько на ковер?
- Да ладно, - Владимир Сергеевич устало махнул рукой. - Отдыхайте. Думайте, - он помолчал и добавил. - А с вами не скучно...
Я радостно вдохнула выхлопы "запорожца" и мысленно показала язык Тошкину. Приятно все-таки знать, что ты не являешься единственной идиоткой, тоскующей по настоящей жизни. Мишин, оказывается, тоже наш человек. И это при молодой сорокасемилетней
жене и таком же, ну почти таком же по возрасту сыне от первого брака...
В подъезде было светло. Силами охранного агентства, состоящего из подрабатывающих в ночное время младших милицейских чинов, в нашем доме сохранялось электричество, мусорные контейнеры, лавочки и даже коврики с внешней стороны квартир. Когда подлого Диму Тошкина выгонят с работы, я замолвлю за него словечко в жилищно-эксплуатационной конторе нашего дома. А в сущности, наше жилище - небольшая модель общества будущего, где каждый государственный служащий будет лично отвечать за вверенную ему лампочку Ильича и коврик кота Васьки. Подымаясь на второй этаж, я набросала в уме некоторые контуры спасения страны от энергетического кризиса, сексуальной революции и профанации нравственных ценностей. Лишь бы милиционеров хватило, а уж общее руководство я как-нибудь обеспечу.