— Устраиваю ей соответствующие похороны.
— Погодите…
Но прежде чем я успеваю ее остановить, мисс Мак-Клити швыряет «Историю тайных обществ» в огонь и захлопывает дверцу печи. Меня охватывает искушение рассказать ей все, что знаю, — что я видела Евгению Спенс, что эта книга может ее спасти… но Евгения предупреждала, что надо быть осторожной, а насколько я знаю, мисс Мак-Клити принадлежит как раз к тем, кому доверять нельзя. И я только и могу, что стоять и смотреть, как сгорают наши надежды.
— Она стоит четыре шиллинга, — хрипло произношу я.
— Это вам урок на будущее, чтобы вы тратили деньги более рассудительно, — вздыхает мисс Мак-Клити. — В самом деле, мисс Дойл, вы испытываете мое терпение.
Я могла бы сказать ей многое, но вряд ли сейчас подходящий момент. И тут мне приходит в голову новая мысль.
— Вы сказали «была», — говорю я после паузы.
— Что?
— Вы сказали, что Вильгельмина была наркоманкой и лгуньей, предательницей. Вы думаете, она могла умереть? — пускаю я пробный шар.
Лицо мисс Мак-Клити бледнеет.
— Я не знаю, жива она или нет, но, учитывая ее состояние, даже представить не могу, чтобы она протянула так долго. Подобная жизнь приводит к дурному концу очень быстро, — говорит она, волнуясь. — А в будущем, если вам захочется узнать что-то об Ордене, вам достаточно задать вопрос мне.
— И вы скажете то, что считаете нужным? — говорю я, поддразнивая ее.
— Мисс Дойл, вы слышите только то, во что вам хочется верить, независимо от того, правда это или нет. Но ко мне это не имеет никакого отношения.
Она потирает виски.
— А теперь идите к остальным. Разговор окончен.
Я вылетаю из кухни, проклиная мисс Мак-Клити себе под нос. Девушки уже входят в школу. Щеки разгорелись, от девушек слегка пахнет потом, но они возбужденно хихикают, игра пробудила в них дух соперничества. Нам редко позволяется свободно проявлять свою натуру, хотя склонность к соревнованию сильна в нас точно так же, как в мужчинах. Сесили, увидев меня, вскидывает голову. Она и ее приспешницы одаряют меня уничтожающими взглядами и, видимо, полагают, что это должно быть расценено как оскорбление. Я насмешливо прикладываю руку к сердцу и вздыхаю, и, снова обиженные, они проходят мимо, нервно перешептываясь.
А Фелисити припадает к полу, как настоящий боец-меченосец, и взмахивает рапирой.
— Негодяй! Ты ответишь перед королем за свое предательство!
Я осторожно отстраняю длинный тонкий клинок.
— Можно вас на пару слов, д'Артаньян?
Фелисити низко кланяется.
— Ведите меня, кардинал Ришелье.
Мы удираем в маленькую нижнюю гостиную. Именно здесь Пиппа отказала своему жениху, мистеру Бамблу, прежде чем навеки уйти в сферы. Потерю Пиппы сегодня я ощущаю особенно остро.
— Какого черта ты сделала с Сесили?
Фелисити падает в кресло и перекидывает ноги через подлокотник совсем не по-дамски.
— Она говорит всем, кто готов ее слушать, что тебя бы следовало немедленно повесить.
— Если бы это навсегда избавило меня от ее голоса, я бы с радостью разбила ей нос. Но я не об этом должна с тобой поговорить. Я еще раз заглянула в книгу Вильгельмины Вьятт. Мы кое-что пропустили при первом чтении. Иллюстрации. Думаю, как раз в них кроется ключ.
Фелисити кривится.
— Ключ к чему?
Я вздыхаю.
— Не знаю. Но на одном рисунке — башня, возможно, та, что была у восточного крыла. А в самом начале книги — комната, которую я видела в видениях.
— И ты думаешь, что эта комната когда-то находилась в восточном крыле? — спрашивает Фелисити.
— Ох… — теряюсь я. — Об этом я не подумала. Но если так, то комнаты давно нет.
— Ну, давай еще раз посмотрим.
— Невозможно. Мисс Мак-Клити бросила ее в кухонную печь, — объясняю я.
Фелисити изумленно открывает рот.
— Книга стоит четыре шиллинга!
— Да, я помню.
— Похоже, у сегодняшнего ужина будет бумажный привкус.
Фелисити концом рапиры выцарапывает на полу маленькую букву «Ф».
— Что-то во всем этом не так, — говорю я, шагая по гостиной и покусывая ногти; от этой привычки пора избавиться, и я так и сделаю. Завтра. — Я не доверяю Мак-Клити. Она определенно что-то скрывает. Знаешь, что она мне сказала? Она упомянула Вильгельмину Вьятт в прошедшем времени. Что, если Мак-Клити знает о смерти Вильгельмины? И если так, то откуда она об этом знает?
— Доктор Ван Риппль говорил, что Вильгельмину предала какая-то подруга, — добавляет Фелисити. — А не могла это быть Мак-Клити?
Я снова грызу ноготь, отрывая от него целую ленту. Это больно, и я сожалею о своем поступке.
— Мы должны еще раз поговорить с доктором Ван Рипплем. Он может знать куда больше… Он может знать, где спрятан кинжал. Ты согласна?
Дерзкая улыбка появляется на губах Фелисити. Она кладет лезвие рапиры мне на плечо, как будто посвящая в рыцари.
— Один за всех, все за одного!
Внезапно выражение ее лица меняется.
— Как ты думаешь, почему она это сделала?
— Мак-Клити или мисс Вьятт? — не понимаю я.
— Энн.
Фелисити опирается на рапиру, как на трость.
— Свобода была совсем близко. Зачем отворачиваться от нее?
— Возможно, одно дело — желать свободы, и совсем другое — действительно ею обладать.
— Это глупо.
Фыркнув, Фелисити снова разваливается в кресле, одну ногу опустив на пол, а другую забросив на подлокотник.
— Тогда не знаю, — говорю я с немалым раздражением.
— Уж я-то не повернусь спиной к счастью. Это я могу тебе обещать.
Фелисити пронзает воздух рапирой.
— Джемма?
— Да? — с тяжелым вздохом откликаюсь я.
— Что будет с Пиппой? Когда я осталась наедине с тем деревом, я видела…
— Видела что?
— Видела ее живой и счастливой. Я видела нас с ней в Париже, и Сена сверкала, как мечта. И Пиппа смеялась, как прежде. Как я могла это видеть, если… Ты не думаешь, что это может быть правдой? Что она может вернуться?
Она поворачивает голову ко мне, и я вижу в ее глазах надежду. Мне хочется сказать ей «да», но что-то в глубине моей души говорит «нет». Я не думаю, что все может произойти именно так.
— Мне кажется, есть законы, которые не могут быть нарушены, — говорю я как можно осторожнее и мягче. — И неважно, насколько сильно нам хочется, чтобы это случилось.