Голова пылает. Я забираюсь под одеяло и крепко закрываю глаза, прислушиваясь к биению сердца, к предостерегающему гудению крови. Я делаю то единственное, что в моих силах. Я твержу себе, что все это не на самом деле.
«Ты не реальна, Пиппа Кросс. Я не вижу тебя; следовательно, тебя здесь нет». Да. Отлично. Просто отлично. Если это иллюзия, она не продержится долго.
Не открывая глаз, я напевно бормочу: «Я не вижу тебя…» Это вызывает у меня смех, и от собственного хихиканья я заново пугаюсь. «Прекрати, Джемма, пока не сошла с ума!»
А может, я давно уже сумасшедшая?
Но вот поднимается занавес сна, и на сцене начинается представление сновидений. Вильгельмина Вьятт водит руками по грифельной доске. Мой отец смеется, он счастлив — и мой отец на полу, обвиняюще смотрит на меня. Народ Филона, готовящий оружие. Горящий Храм. Поцелуй Картика. Бело-голубые глаза Пиппы. Армия, с грохотом несущаяся по черным пескам и костям Зимних земель. Я перед портретом Евгении Спенс. Лианы Зимних земель все теснее обвивают шеи и тела тех потерянных душ, что готовы к пожертвованию. У них серые лица. И я вижу Цирцею, решительно идущую сквозь толпу тварей к Дереву Всех Душ.
Я просыпаюсь от какого-то звука. В комнате что-то есть. В углу светится нимфа. Она поймала мышь и беспечно перебрасывает ее из руки в руку.
— Что, беспокоишься?
Ее смех — как треск ломающихся косточек.
— Все пришло в движение. Ты не можешь это остановить. Пришел день принесения жертвы.
— Кыш! Замолчи!
Ее шепот спиралью обвивается вокруг меня. Она берет мышь за хвост. Крошечные коготки зверька хватаются за воздух. Мышь пытается извернуться и удрать.
— Так долго, мы ждали так долго, так долго… А теперь она освободится, и мы все — тоже. Потому что именно такова сделка, заключенная давным-давно. Наши души — в обмен на другую.
Я зажимаю уши.
— Прекрати!
— Как пожелаешь, — говорит фея.
Она открывает рот — и с силой впивается зубами в шею мыши.
Я резко просыпаюсь, мокрая от пота. Ночная рубашка липнет к телу, словно у меня лихорадка. Я осторожно всматриваюсь в темноту, давая глазам приспособиться, и когда комната принимает привычные очертания, я понимаю, что на этот раз действительно не сплю. В окно стучит дождь, все тело болит. Я слаба, как новорожденный котенок. И я не слышу сопения Энн.
— Энн? — окликаю я подругу.
Ее нет в постели, и я ощущаю всем сердцем, что она отправилась в сферы вместе с Фелисити.
Я должна пойти за ними. Я с трудом спускаюсь по лестнице, в кухню, чтобы выйти на лужайку, к тайной двери. От резкого стука в окно я подпрыгиваю. Снаружи слишком темно, чтобы разобрать, кто там стоит, да я, по правде говоря, боюсь посмотреть. Стук повторяется. Оконное стекло затуманено. Я прижимаю к нему ладони и всматриваюсь в ночь. Снаружи к окну придвигается Итал, пугая меня. Итал! Я бегу к кухонной двери, открываю ее. Итал стоит на пороге под проливным дождем. Выглядит он мрачно.
— Итал! Где ты был? Что случилось?
— Картик. Они его забрали. Ты должна его спасти.
— Кто его забрал?
— Некогда объяснять. Надо идти.
Я думаю об Энн и Фелисити, ушедших в сферы.
— Но я должна…
Итал протягивает мне мокрый обрывок плаща Картика. На нем выжжен знак братства Ракшана. Фоулсон.
— Я готова, — говорю я.
Если я верну Картика, он поможет мне найти подруг. Я под дождем спешу за Италом туда, где ждет Фрея. Ноги у меня слабы, я раз-другой спотыкаюсь. Глаза Итала так сильно окружены тенями, что кажутся пустыми.
— Где ты был? — спрашиваю я. — Мать Елена очень беспокоилась.
— Те люди за мной пришли.
— Рабочие Миллера? Ты должен сообщить инспектору Кенту! Он с ними быстро разберется, — говорю я, взбираясь на спину Фреи.
— Потом. Сейчас мы должны спешить за Картиком.
Он вскакивает на лошадь позади меня, и я спиной ощущаю холод. Легким ударом пятки Итал заставляет лошадь тронуться с места, мы скачем куда-то. Дождь заливает лицо, насквозь пропитывает волосы, пока мы несемся через лес и поворачиваем к озеру. Лошадь внезапно останавливается, чего-то испугавшись. Она громко ржет, топчется у самой воды, что-то почуяв.
— Фрея, kele! — приказывает Итал.
Но лошадь не трогается с места. Она топает копытом по земле и принюхивается к воде, как будто ищет что-то потерянное.
Цыган резко дергает поводья, и Фрея набирает скорость, пока не переходит на полный галоп, мое сердце колотится в такт ударам копыт по дороге. Я ощущаю на шее дыхание ночи. Лишь редкие вспышки молний освещают путь перед нами.
Мы поворачиваем к кладбищу. Небо злобно кипит молниями и громом. Фрея пробирается между могильными камнями. Копыта проваливаются в грязь, и я оказываюсь слишком близко к острому краю высокого надгробия. Я вскрикиваю и цепляюсь за рубашку Итала, а он направляет лошадь на травянистую тропу, и Фрея переходит на медленный шаг.
— Куда это мы едем? — кричу я.
Буря разыгрывается все сильнее. Она ослепляет меня, мне приходится нагнуть голову, чтобы уберечь от воды глаза. Итал что-то отвечает, но я не слышу его за шумом дождя.
— Что ты сказал? — переспрашиваю я.
Он как будто что-то напевает или молится. Нет, он что-то ритмично начитывает. Слова прорываются сквозь ветер и дождь, наполняя меня леденящим ужасом.
— Жертва, жертва, жертва…
Клочок ткани в руке превращается в змею. Я визжу, и змея рассыпается в прах. Перед нами по обе стороны открытой могилы высятся горки земли. Итал направляет Фрею прямо туда. Я бью его локтем, но он не останавливается. Изо всех сил я отталкиваюсь от лошадиной спины. Я падаю на мокрую землю, сильно ударившись, — как раз в тот момент, когда Фрея отчаянно ржет и проваливается в могилу. Но я не слышу, чтобы она упала на дно ямы.
Я с трудом поднимаюсь на ноги, мышцы едва слушаются. Ноги ноют, а плечи и левая рука и вовсе охвачены нестерпимой болью. Дрожа, я подбираюсь к надгробию, заглядываю за него… земля выглядит такой, как ей и следует быть, это обычная могила.
Я отшатываюсь, истерически смеясь, и мне хочется проснуться в собственной постели, но ничего не получается.
— Ты скоро проснешься, Джемма, — говорю я себе, шагая через темное кладбище. — Ты просто спой что-нибудь, чтобы успокоиться. «Раз девица в Линкольншире продавала миску мидий…»
Я прохожу мимо какого-то надгробия. «Возлюбленной супруге».
— «Продавала миску мидий…»
Грохочет гром. У меня стучат зубы.
— «Продавала миску мидий…»
Что-то перегораживает мне дорогу. Вспышка молнии раскалывает небо, освещает Итала. Там, где должны быть глаза, — две глубокие черные ямы.