Она замирает на верхних ступенях лестницы в красивой позе.
— Как я выгляжу?
— Просто безупречно, — отвечает ошеломленная Фелисити. — Глазам не верю!
Энн смотрит на меня.
— Джемма?..
Она ждет моего ответа. Но… дело не в том, что она не хороша; она очень хороша. Просто это уже не Энн. Я ищу те черты, которые так милы мне в моей подруге: пухловатое лицо, застенчивая улыбка, осторожный взгляд — но все это исчезло. Энн заменило вот это странное существо, совершенно мне незнакомое.
— Тебе не нравится, — говорит она, прикусив губу.
Я улыбаюсь.
— Просто ты выглядишь уж слишком по-другому.
— В том и смысл! — заявляет Энн, подхватывает юбку и кружится. — Ты ведь уверена, что никто меня не узнает?
— Я и сама не узнала, — заверяю я.
Тут лицо Энн затуманивается.
— Но как долго продержится иллюзия?
— Не могу сказать, — отвечаю я. — По меньшей мере несколько часов. Может быть, даже весь день… ну, в любом случае, достаточно для нашей затеи.
— Мне бы хотелось, чтобы так осталось навсегда, — говорит Энн, касаясь затянутой в перчатку рукой своего нового лица.
К нам надменной походкой приближается Сесили, с широкой улыбкой на лице. На ней прекрасное жемчужное ожерелье с изящнейшей камеей.
— Ох, Фелисити, ты только посмотри! Разве оно не великолепно? Это мама прислала. Мне не следовало бы его надевать до первого выезда в свет, но я не смогла устоять. О, добрый день! — здоровается она, только теперь заметив Энн.
Фелисити спешит вмешаться.
— Сесили, это моя кузина, мисс…
— Нэн Уошбрэд, — холодно произносит Энн.
Мы с Фелисити чуть не взрываемся хохотом, но тут же соображаем, что это анаграмма имени Энн Брэдшоу.
Чары отлично скрывают Энн. Сесили, похоже, очарована «старшей двоюродной сестрой Фелисити» и говорит с ней так, словно перед ней — герцогиня.
— Вы будете пить с нами чай, мисс Уошбрэд? — с придыханием спрашивает она.
— Боюсь, нет. Мы отправляемся посмотреть на мисс Лили Тримбл в «Макбете».
— Я большая поклонница мисс Тримбл, — заявляет Сесили.
Врунья!
Энн напоминает мне кошку, загнавшую мышь в угол.
— Какое чудесное ожерелье!
Она дерзко касается жемчужин и хмурится.
— О, они липкие!
Сесили в ужасе хватается за шею.
— Не может быть!
Энн одаривает ее взглядом одновременно сожалеющим и самодовольным.
— Знаете, дорогая, я неплохо разбираюсь в драгоценностях, и должна с сожалением вам сказать, что ваше ожерелье — подделка.
Лицо Сесили багровеет, и я пугаюсь, что она сейчас зарыдает в голос. Она снимает ожерелье и внимательно рассматривает его.
— Ох, боже! Ох! А я уже всем его показала! Теперь все сочтут меня за дуру!
— Или за обманщицу, — говорит Энн, и в ее голосе появляется легкий оттенок жестокости. — Знаете, я недавно слышала историю о девушке, которая выдавала себя за знатную особу, а когда ее обман раскрылся, ее репутация была погублена. Мне бы не хотелось, чтобы с вами случилось нечто подобное.
Сесили, ужаснувшись, сжимает ожерелье в ладони, стараясь спрятать.
— И что мне теперь делать? Я погибну!
— Ну, что вы, что вы, — Энн легонько похлопывает Сесили по плечу. — Вы не должны так тревожиться. Я могу его забрать у вас. А вы скажете матушке, что оно потерялось.
Сесили прикусывает губу и всматривается в жемчуг.
— Но она так рассердится…
— Это все же лучше, чем выглядеть в глазах других глупышкой… или кое-кем похуже.
— Действительно, — бормочет Сесили. — Спасибо за добрый совет.
И она неохотно отдает ожерелье Энн.
— Я его спрячу подальше, вы можете быть уверены, никто об этом не узнает, — заверяет ее Энн.
— Вы очень добры, мисс Уошбрэд.
Сесили смахивает слезу.
— В вас есть что-то такое, что вызывает желание помочь, — мурлычет Энн, и ее улыбка сияет, как солнце.
— Но это была удивительно хорошая подделка, — говорю я, когда мы остаемся одни. — Как ты догадалась, что жемчуг фальшивый? Я бы поклялась, что он настоящий.
— Он и есть настоящий, — говорит Энн, застегивая драгоценность на своей шее. — Это я — удивительно хорошая подделка.
— Да, Энн Брэдшоу! — восклицает Фелисити. — Ты просто великолепна!
Энн улыбается.
— Спасибо.
Мы беремся за руки, чтобы насладиться единством. Наконец-то Энн перехитрила эту отвратительную Сесили Темпл. Воздух вокруг становится как будто прозрачнее и свежее, как после дождя, и я уверена, что мы движемся к счастливому будущему.
Мадемуазель Лефарж сообщает, что экипаж прибыл. Мы представляем ей «Нэн» и сдерживаем дыхание, ожидая ответа учительницы. Увидит ли она настоящую Энн сквозь завесу иллюзии?
— Как поживаете, мисс Уошбрэд?
— С-спасибо, хорошо, — отвечает Энн чуть дрогнувшим голосом.
Я крепко сжимаю ее руку, потому что боюсь, как бы недостаток уверенности не ослабил иллюзию. Энн должна верить в нее безоговорочно.
— Странно, но мне почему-то кажется, что мы уже встречались прежде, — говорит мадемуазель Лефарж. — В вас есть что-то знакомое, только я никак не могу это уловить.
Я стискиваю ладонь Энн, усиливая нашу связь. «Ты — Нэн Уошбрэд. Нэн Уошбрэд. Нэн Уошбрэд».
— Меня часто принимают за кого-то другого. Однажды даже сочли меня за одну бедняжку из школы-интерната, — отвечает Энн.
Фелисити, не выдержав, хохочет.
— Простите, — говорит она, взяв себя в руки. — Я просто вспомнила шутку, которую мне рассказали на прошлой неделе.
— Что ж, я рада нашему знакомству, мисс Уошбрэд, — говорит мадемуазель Лефарж. — Не пора ли нам? Экипаж ждет.
Я замечаю, что сдерживала дыхание, и выпускаю воздух из груди.
— Страшно было? — шепчу я, когда кучер открывает перед нами дверцы экипажа.
Энн усмехается.
— Но она поверила! Она совсем ничего не почувствовала. Наш план работает, Джемма!
— Да, верно, — соглашаюсь я, касаясь ее руки. — И это только начало. Но давай не будем терять головы.
— О, какое прекрасное ожерелье! — замечает мадемуазель Лефарж. — Прекрасные жемчужины!
— Благодарю вас, — отвечает Энн. — Их подарил мне кое-кто, неспособный оценить их по достоинству.