Дар или проклятие | Страница: 5

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Я просто пошутила.

— Больше так не шути. Залезать людям в мозги и копаться в их мыслях — неправильно! Это насилие. Это… — Я успеваю вовремя остановиться. Я чуть было не произнесла слова «грешно».

Но Маура сморит на меня в зеркало так, словно знает, о чем я подумала.

— Мы же ведьмы, Кейт. Для этого мы и рождены. Магия не позорна, что бы ни думали на эту тему в Братстве. Магия — это подарок. Я желаю тебе принять его.

2

Я знаю, что сказали бы Братья: магия — подарок не от Господа, а от дьявола. Женщины, способные колдовать, либо безумны, либо порочны; в лучшем случае их ждет приют для умалишенных, в худшем — плавучая тюрьма или ранняя смерть.

— Скорее это похоже на проклятие, — замечаю я, поправляя шпильки на туалетном столике Мауры.

— Для тебя! — Маура хлопает ладонью по туалетному столику, отчего флакончики начинают дребезжать, а шпильки опять рассыпаются в беспорядке. Синие глаза сестры ярко горят на ее бледном личике. — Потому что ты вечно делаешь вид, будто магии вовсе не существует. Дай тебе волю, и мы вообще не будем колдовать. А мы должны научиться всему, чему только можем, и как можно больше практиковаться. Это наше неотъемлемое право. Мы родились с этой привилегией.

— То есть ты считаешь, что по утрам мы должны совершенствоваться в ворожбе, а ближе к вечеру приглашать к чаю жен и дочерей членов Братства? Тебе не кажется, что это немножко несовместимо?

— Почему же? Почему нельзя делать и то и другое? — Маура подбоченивается. — Это не Братья останавливают нас, Кейт; это делаешь ты.

Уязвленная, я отшатываюсь и чуть не сбиваю головой глобус, в последний момент обеими руками удержав его на подставке.

— Я вас защищаю.

— А вот и нет, ты нас душишь.

— Неужели ты думаешь, что мне это нравится? — спрашиваю я, разводя руками. — Я стараюсь вас обезопасить. Уберечь от судьбы Бренны Эллиот.

Маура опускается на диван у окна; ее волосы рдеют, как клены, выстроившиеся вдоль подъездной аллеи.

— Бренна Эллиот просто дурочка.

На самом деле все не так просто, и Маура прекрасно это знает.

— Ой ли? А может, она просто была недостаточно осторожна? Так или иначе, они ее уничтожили.

Маура скептически заламывает бровь:

— Она всегда была со странностями.

— Со странностями или без, она не заслужила того, как с ней тут поступили, — огрызаюсь я в ответ.

Из-за Бренны Эллиот мне часто снятся кошмары. Для этой городской девчонки, моей ровесницы, обычным делом было идти по улице, ведя с собой оживленный разговор или что-то напевая себе под нос. Но она была красоткой, к тому же внучкой Брата Эллиота, и потому ей прощались все странности. До тех пор, пока она не попыталась предупредить своего дядю Джека о предстоящей смерти за день до того, как это случилось. После того как он погиб в результате несчастного случая — в точности как предсказала Бренна, — девушку выдал ее собственный отец. Ее обвинили в колдовстве, отправили морем в Харвудскую богадельню, и меньше чем через год она перерезала себе вены на запястьях. Ее дед узнал об этом и убедил всех в том, что внучка с младых ногтей была с придурью, и в ее безумных речах виновато не ведовство, а заболевание. Он привез Бренну домой, чтобы она могла оправиться от болезни. На первых порах она была словно младенец и вообще не вставала с постели. Она и по сей день почти не выходит из дому.

Я беру Мауру за руку.

— Мне вовсе не в радость распоряжаться вами, я просто пытаюсь вас защитить. Я не хочу увидеть, как тебя повезут в Харвуд. Я не хочу увидеть рубцы на запястьях Тэсс и ее безжизненные глаза.

— Тсс! — шипит Маура, сбрасывая мою руку. — Отец услышит.

Я ничего не могу с этим поделать. Мне не дает покоя мысль, что, ослабив контроль, я могу обречь сестер на ссылку и на бог весть еще какие страдания.

Пусть уж лучше они считают меня мегерой.

— Я ухожу, — заявляю я сестре. — Будь так любезна, скажи Тэсс про гувернантку.

Я спускаюсь по широкой деревянной лестнице, и меня душит беспокойство. Надеюсь, Тэсс сумеет понять, чем чревато появление в доме нового человека. Если бы я только могла положиться на сестер! Если бы могла быть уверена, что в новой обстановке они станут осторожнее и бдительнее…

Я обещала Маме, что присмотрю за ними. Она доверила их именно мне — не миссис Корбетт, не миссис О'Хара, даже не Отцу. Теперь я отвечаю за безопасность сестер, только вот они ничего не делают, чтобы облегчить мне эту работенку. Стоит мне повернуться спиной, как они тут же начинают колдовать, полагая, будто этого никто не увидит. Они получают удовольствие от нетрадиционных занятий и нетрадиционных книг. А в последнее время Маура и вовсе восстает против моих правил и сопротивляется им на каждом шагу. Я делаю все, что могу, но вечно получается, что я либо перестаралась, либо недоглядела, либо вообще сделала что-то не то…

В кухне пахнет корицей и яблоками. Оконное стекло запотело, потому что на широком подоконнике стоит пирог, и из крестообразного надреза в центре его румяной корочки валит пар.

Я срываю с колышка свой плащ и выхожу из дому. Воздух одновременно сладкий и кисловатый, запах дыма мешается с запахом мертвых листьев, ковром устилающих землю. Впереди мое любимое место — скамейка в окружении розовых кустов, сразу за статуей Афины. Когда мы здесь, под защитой высокой живой изгороди, нас невозможно увидеть из дома; исключение составляет лишь окно моей спальни в восточном крыле.

Это именно так: я проверяла.

Я опускаюсь на холодную мраморную скамью и сбрасываю с головы капюшон. Мой взгляд падает на розы; они сморщились, покоричневели, и на земле валяется множество сухих лепестков. Я сосредотачиваюсь.

Novo, думаю я. Novo.

Цветы не оживают. Вообще ничего не меняется.

Но внутри себя я ощущаю колдовскую силу. Она в каждом моем вздохе, в каждом ударе сердца, во мне пульсируют ее тонкие, паутинные нити, они теснят мою грудь. Она дразнит, уговаривает, молит о свободе. Словно внутри поднимается какое-то сильное чувство. Особенно если до этого я несколько дней не разрешала себе колдовать.

Я пробую опять. Novo.

Ничего. Я наклоняюсь, упершись локтями в колени, кладу подбородок на ладони. Я никуда не годная ведьма. Тэсс всего двенадцать, и она может изменить сад без единого слова. Наверно, даже с закрытыми глазами. А мне шестнадцать, и я не могу сплести даже самые простенькие беззвучные чары.

Я не хочу быть ведьмой. Я бы вообще перестала колдовать, но это, увы, невозможно. Я попыталась однажды, два года назад, и это чуть не кончилось для меня плачевно.

Все случилось зимой, вскоре после Маминой смерти. Миссис Корбетт и кое-кто из жен Братьев пришли нас навестить. Они блеяли что-то о том, как они сожалеют о безвременной кончине нашей бедной дорогой матушки. Это привело меня в ярость. Они совсем не знали нашу Маму, и никто из них никогда ей не нравился. Это были просто болтливые, сующие повсюду свой нос овцы.