Снова раздается женский крик, на этот раз он прерывается резким треском.
— Кто это? — бледнея, спрашивает Марианна.
Лицо Финна кривится; скоро ему тоже предстоит стать участником арестов.
— Бренна Эллиот.
Мое сердце сжимается:
— Я должна это видеть.
Марианна распахивает переднюю дверь, выходит на крыльцо и замирает, вцепившись в чугунные перила так, что костяшки ее пальцев белеют.
На противоположной стороне улицы на булыжной мостовой корчится Бренна. Солнечно-желтый подол ее платья под плащом забрызган грязью. На ее покрасневшей от слез щеке отчетливо белеет отпечаток ладони. На Бренну неуклюже надвигаются два стражника, и она, встав на четвереньки, пытается уползти от них в придорожную канаву.
Вокруг, конечно же, собралась толпа. Раздаются крики: «Ведьма! Ведьма!»; одни голоса высокие и возбужденные, другие — низкие, полные ненависти. Мальчишка бросает в Бренну камнем и попадает прямо в лоб. Кровь заливает ее лицо.
Один из стражников хватает Бренну за руку, и она кричит. Копна спутанных каштановых волос падает на окровавленное лицо. Охранник снова бьет Бренну, и она затихает.
Стражники подхватывают Бренну с двух сторон. Она дрожит, как молодое деревцо в грозу.
Вперед выходит Брат Ишида.
— Эта девушка безумна. Ее следует отправить обратно в Харвудскую богадельню.
Бренна раскачивается, тихонько поскуливая, будто раненый зверек.
— Нет! — Это бежит по улице Рори в своем ярко-красном платье. Она, видимо, так спешила, что даже не накинула плащ. — Бренна!
Саши подается вперед и тащит Рори в толпу.
Брат Ишида обращается к собравшимся:
— Мисс Эллиот верит, что может видеть будущее. Она самонадеянно полагает, что слабая женщина способна на то, что находится в руках Господа. По воле ее деда мы позволили ей вернуться в семью. Мы надеялись, что она исцелится, но, увы, наша снисходительность не была вознаграждена. Нашему сообществу пойдет на пользу, если мы отошлем эту несчастную душу обратно.
Развернувшись на каблуках, я возвращаюсь в лавку. Я не могу больше этого видеть.
Финн заходит следом, прикрывает дверь и отводит меня за первый ряд стеллажей, чтобы обнять. Мои глаза сухи, но ужас от увиденного заставляет меня дрожать.
— Ты в безопасности, — снова и снова говорит Финн, поглаживая мне спину, — в безопасности. Я никогда не позволю им сделать с тобой такое.
И я не могу понять, кого из нас он успокаивает.
Уже третий час, а я только покидаю книжную лавку. На встречу с Еленой я наверняка опоздаю. Извинившись перед Джоном за задержку, я по дороге повторяю про себя план, который разработали мы с Марианной. Дома я расскажу о том, как арестовали Бренну, как это было ужасно, и как я теперь подавлена. Это будет совсем нетрудно, и у меня появится предлог, чтобы уклониться от занятия с Еленой. Неважно, насколько та предана Сестричеству. Ей в любом случае вряд ли захочется, чтобы напуганная, растерянная ведьма манипулировала с ее памятью. Я пообещаю, что мы займемся ментальной магией завтра после церкви.
В церкви я объявлю о своей помолвке с новым кандидатом в члены Братства Финном Беластрой, и заставлять меня присоединиться к Сестричеству станет слишком поздно.
А сегодня, успокоив Елену, я поговорю с Маурой и Тэсс. Я расскажу им о пророчестве, покажу Мамин дневник и письмо. Конечно, сестрички придут в ярость от того, что я молчала так долго, но прочтут Мамино предупреждение и все поймут. Должны понять. Маура может не поверить мне, но Маму она должна послушаться. Ей станет ясно, что членам Сестричества дела нет до наших интересов, и поэтому нам надо всем вместе остаться здесь, в Чатэме, чтобы оберегать друг друга. Новость о Финне я приберегу на сладкое. Надеюсь, сестры порадуются за меня.
Когда экипаж сворачивает на подъездную аллею, я чувствую радостное волнение. Вот он, дом, — белый, с двускатной крышей, окруженный уже почти облетевшими кленами. Родной дом. Мне хочется взять с земли пригоршню грязи и поцеловать ее. Мне не надо уезжать отсюда. Во всяком случае пока.
Я спешу в розарий, чтобы объясниться с Еленой.
Только вот ее там нет.
Проклятие! Я захожу в дом. Гостиная пуста. Тэсс читает в отцовском кабинете. Я поднимаюсь наверх, в Еленину комнату, но и там никого нет. В кои-то веки мне понадобилась наша гувернантка, и вот, пожалуйста — она как сквозь землю провалилась. В раздражении я без стука захожу в спальню Мауры.
— Маура, ты не знаешь…
Я замираю, ошеломленная. Маура и Елена сидят рядышком на деревянном подоконнике. Розовая юбка Елены пенится кружевами и шелком возле кремовой юбки Мауры. Ладонь сестры лежит на Елениной щеке, а ее губы касаются губ нашей гувернантки.
— Маура, мне нужно с тобой поговорить.
Подавившись, я шарахаюсь обратно в холл и ретируюсь к себе в комнату, пытаясь осознать увиденное. Моя сестра целовала гувернантку. Целовала, закрыв глаза и подавшись к ней, как подсолнух к солнцу.
Я никогда не задумывалась об этом раньше, но Елена как раз такая, какой хочется быть Мауре: культурная, умная, красивая, сильная. Она уделяла Мауре внимание, выслушивала ее, поощряла и вообще нянчилась с ней, как никто другой.
Теперь я не понимаю, как могла не заметить этого раньше.
Плюхнувшись на диван, я хватаюсь руками за голову. Это все усложняет. А Маура… интересно, Елена — единственная девушка, которую ей захотелось поцеловать? У нее просто школярская влюбленность или нечто иное? Я вспоминаю все эти ее возражения против замужества и чувствую себя страшно виноватой. Она пыталась мне что-то сообщить, а я не удосужилась ее выслушать.
Маура заходит ко мне в комнату. Ее щеки пылают, но уголки губ приподняты в полуулыбке. Она выглядит счастливой. Несколько смущенной, но счастливой. Она прикрывает за собой дверь и останавливается на ковре с цветочным орнаментом, который я когда-то взяла в Маминой комнате.
— Сколько это уже продолжается? — спрашиваю я.
Мне нужно знать, насколько далеко она зашла.
Руки Мауры вспархивают, словно две потревоженные птички.
— Мы только сейчас… это первый раз… но мне давно хотелось. Я без ума от нее, Кейт.
— Ох, Маура… Почему ты мне не сказала? — Я вскакиваю с диванчика, вспоминая тех девушек из реестра, которых схватили за поцелуй в черничнике.
— Я пыталась! Я говорила тебе, какая она замечательная и умная, но ты же ничего не желала слышать. Ты не слушаешь меня, Кейт, а вот Елена слушает.
Я ненавижу себя за боль, которую сейчас причиню сестре, но деваться некуда, она должна это знать.
— Потому что ей кое-что от тебя нужно, — говорю я.