Внезапная бурная реакция товарища на вроде бы не касающуюся нас новость оказалась заразительной. Я, Бледный, Гробик и Шира подорвались с мест и обступили капитана, желая узнать, что его так взволновало. Даже аль-Наджиб, который у себя во дворце держался перед гостями подчеркнуто степенно, и тот не удержался от искушения присоединиться к нам.
Причина, оторвавшая нас от коктейлей, действительно того стоила! Крупье возбудился не от того, что прочел в статье нечто интересное, а от иллюстрирующих ее снимков. Точнее, лишь от одного из них. Это была фотография из того самого фотоотчета, предлагающая читателям воочию убедиться, что на «Рифте-75» и на самом деле содержатся узники-инвалиды. Вот только вряд ли фотокорреспондент был в курсе, как зовут калеку, которого он сфотографировал. Потому что администрация тюрьмы не представила бы комиссии МКПЗ этого человека под его настоящим именем. Есть на свете секреты, которые способны оставаться таковыми несмотря ни на что – слишком велика цена, которую рискует заплатить тот, кто вздумает их разгласить.
Зато мы отлично знали, кто этот инвалид с отсутствующим предплечьем левой руки. Снимок был достаточно четким, и обознаться мы не могли. Даже Шира, которая была знакома с Кальтером совсем недолго, и та моментально его опознала.
– Аллах Всемогущий! Это же сам Безликий! Но почему он жив и как его туда занесло?! – изумился Демир-паша, указав на фотографию, где сидящий на больничной кушетке Кальтер, закатав рукав тюремной робы, показывал свою культю врачам из МКПЗ. Было заметно, что он пытался отвернуться от объектива, сделав вид, что его нервируют блики фотовспышки. Но выбранный фотографом ракурс все равно не позволил Кальтеру скрыть свое лицо.
– Я как чуял, что этого ублюдка просто так не задушишь, не убьешь! – воскликнул Бледный, хлопнув в сердцах кулаком по ладони. – Нет, вы только гляньте, люди добрые: даже атомной бомбой его не проймешь! Вот только место для своего посмертного отпуска он выбрал крайне неудачное. Не спрашиваю, кто спас Безликого в Скважинске и каким образом перебросил его через океан – это и ежу понятно. Любопытно другое: мы в Орегоне страдали ерундой, играя с «серыми» в покер на убивание, и они одарили нас за это по-царски. А Кальтер, без шуток, совершил настоящий подвиг, пожертвовав своей жизнью ради дочери и целого города, а его за это – на тюремные нары, в компанию к самым отмороженным уголовникам на свете?
– Видимо, его игра еще не закончена, – глубокомысленно рассудил Гробик.
– Вот уж точно! – поддакнула ему Шира. – Не хотела бы я доигрывать игру в том месте, куда занесло этого вашего Кальтера… Кстати, полковник, а у вас нет желания сплавать в те края и освободить его из тюрьмы?
– Еще чего! – усмехнулся я. – С какого такого перепуга? Разве Кальтер пришел бы за тридевять земель спасать тебя, меня или кого-то из нас? Полагаю, тот, кто выжил при взрыве атомной бомбы, в тюрьме и подавно не пропадет. Даже в той, которая находится посреди Тихого океана. – И, глотнув дайкири, добавил: – Помяни мое слово, Шира: ребята из «Чистой совести» еще пожалеют о том, что приютили у себя этого однорукого монстра. Лучше бы они его сразу от греха подальше утопили в океане – и дело с концом. Ну а теперь… хм… Теперь я им сильно не завидую. Потому что, если Кальтер решит сбежать – в чем я ничуть не сомневаюсь, – он сотрет в порошок любого, кто встанет у него на пути, будь тот хоть самим дьяволом, хоть Мастером Игры…
Но как бы я ни относился к Безликому, следующий мой глоток дайкири был выпит за то, чтобы на «Рифте-75» ему сопутствовала удача. Уж где-где, а там она Кальтеру непременно понадобится.
В общем, пусть у тебя все получится, Кальтер, какую бы авантюру ты ни задумал! Ведь кто еще в этом проклятом мире выпьет за твой успех, кроме тех твоих врагов, которых ты когда-то оставил в живых?..