Когда герцог со своими людьми завернул за угол, с улицы в узкий проулок зашел прохожий, по виду ремесленник, несший несколько штук крашеного холста. Проходя проулок, он внимательно в нем осмотрелся и, выйдя с другой стороны, поспешил дальше. На нем была валяная шапка, простые рубаха и штаны, из-под которых торчали добротные казенные сапоги со шпорами.
Пообедать решили в первой же попавшейся харчевне, дольше терпеть голод было невозможно. Тем не менее Бурраш потребовал у хозяина воды, и на заднем дворе, поснимав рубахи, они хорошенько умылись, в то время как трактирщик с помощником на выданные вперед восемь денимов накрывали стол.
– Мы теперь тут осядем, – в который раз озвучил свои планы Ронни, усаживаясь за стол с простой едой – чесночной похлебкой, жареной рыбой и кашей с маслом.
– Да уж, возвращаться не будем, – подтвердил Мартин, вытирая руки поданным разносчиком полотенцем.
– Я тоже где-нибудь здесь прислонюсь, – согласился с ними Бурраш. – Кроме вас у меня знакомых нету.
– А я не знаю даже, – признался гном. – Надо что-то делать, куда-то спрятать все… Ох, я даже есть не могу, так меня трясет, ведь это же надежда всего моего народа! Если Мессир снова заберет медаль, нам снова придется лезть под землю!.. Вы понимаете?
Его товарищи понимали, но что тут можно предложить?
– А если ты погрузишься на корабль и уедешь далеко-далеко? – предложил Ронни.
– Они все равно найдут, – возразил Бурраш, хлебая чесночный суп.
– А ты почем знаешь? – уточнил Мартин.
– Так ведь мы с чего из войска-то разбежались? Вон, Ламтак знает. Мечом взять не смогли, нагнали колдунов, подняли великанов и повели на нас. Но мы и их не испугались, били по ним стрелами со смолой. Стрела ударит, сломается, а смола горящая прилипает. Так и сожгли их, они ведь деревянными были. А уж потом, когда их главные силы вступили, тьма накатилась, земля под ногами загорелась, пропасти разверзались… Ужас просто.
Орк вздохнул, задумчиво помешивая похлебку.
– А тех, кто уцелел, горгульи гнали, мясо из живых кусками выхватывали. И никак от них нельзя было спрятаться, всюду находили. И даже те, кто миль на двадцать убегал, и до них добирались дня через два.
– Спать приходилось в погребах, чтоб без окон, – добавил Ламтак.
– Вот-вот. А от тебя как отстали?
– Я на соколятников случайно вышел – бежал через поле, за спиной уже горгулья кричит, но я щит не бросил, думаю, начнет нападать, так щитом прикроюсь, щит-то у меня тогда большой был.
– И чего, прикрылся? – спросил Ронни.
– Нет, горгулью эту сокол сбил. Так врезал, что она колом в землю и пыхнула, как гриб дождевой перезрелый. Больше они и не гонялись.
– А меня не отпускали, житья не давали. Но один хороший человек, у которого я ночевал в погребе, сказал мне: напейся, парень. Пока ты думаешь, пока ты соображаешь, они тебя слышат и находят, как гончие зайца. Если ты напьешься, они тебя потеряют.
– И ты напился?
– Да, я накупил премерзкой перегонки на все оставшиеся деньги и пил целую неделю. Когда выпивка кончилась, еще двое суток приходил в себя, отпивался родниковой водой и ел щавель. И действительно, это сбило горгулий со следа, и больше я их не видел.
– Что-то в твоем рассказе есть, Бурраш, – сказал Мартин, когда они, отобедав, уже выходили из трактира. – Что именно, я еще не понял, но немного покумекаю, и мы решим проблему Ламтака.
– Теперь куда? – спросил Ронни.
– Думаю, нужно найти постоялый двор в самом городе, чтобы не как в прошлый раз.
– Да, в прошлый раз мне не понравилось, – серьезно заметил Бурраш, и они двинулись по дороге из пригорода в Пронсвилль, переговариваясь и выстраивая планы на ближайшее будущее.
За поясом садов и огородов, протянувшимся на полмили, начинались городские постройки – одно– и двухэтажные каменные дома, словно приклеенные друг к другу. Они образовывали улицы, не везде ровные, но по сравнению с окраинами Лиссабона здесь было значительно чище и не так многолюдно, возможно, потому, что и сам город был поменьше.
Лишь на одной из небольших площадей, где возле лавки стояло несколько мулов, груженных тюками, людей оказалось заметно больше. Едва Мартин подумал, что здесь чем-то торгуют, как в следующее мгновение казавшиеся обычными горожанами люди сбросили накидки, под которыми оказались заряженные арбалеты.
Бурраш и Ламтак тотчас выхватили мечи, Мартин и Ронни свои дубинки.
Перед ними полукругом стояло около двадцати человек – дюжина с заряженными арбалетами, остальные с мечами.
– Сдается мне, что это ингландские свиньи! – с вызовом произнес Бурраш. Впрочем, на этот раз даже его мастерства и силы явно было недостаточно.
– Не будем скандалить, господа! – произнес голос из-за живой стены, ощетинившейся мечами и арбалетами. – У вас есть то, что нужно мне, – медальон. Оставьте его и можете идти, вас никто не тронет.
– Врет, – прошептал Ронни. – Он уже все решил. И где-то этот голос я уже слышал.
– Ясное дело, что врет, – вздохнул Мартин. Он не видел никакого выхода.
– Я последний раз повторяю, – произнес голос. – Считаю до трех, и тогда…
Вдруг на ближайших крышах появились солдаты в серых матовых кирасах и тоже с арбалетами. Их было значительно больше ингландцев, и тут зазвучал другой голос, более молодой и решительный:
– Именем карнейского короля предлагаю ингландским солдатам сдаться! Вы окружены, сопротивление бессмысленно!
Ингландские стрелки резко повернулись, чтобы ответить по-своему, но арбалетчики тайной канцелярии ударили залпом, и половина ингландцев повалилась раненными. Те же, кто попытался броситься в переулки, натолкнулись на офицеров тайной канцелярии. Завязался короткий бой, ингландцы были мужественны и упрямы, но у них не было никаких шансов. Они потеряли еще нескольких солдат, и только тогда их предводитель крикнул:
– Прекратить сопротивление! Я приказываю сдаться!..
Остававшиеся на ногах ингландцы побросали мечи и угрюмо склонили головы.
Все случилось так быстро, что окруженная четверка не успела ничего понять. Солдаты тайной канцелярии наводнили площадь и стали деловито растаскивать легкораненых и вязать их, а капитан в легком шлеме и с двумя узкими мечами в руках подошел к обомлевшему предводителю ингландцев и сказал:
– К вашей светлости у нас никаких претензий не имеется, вы находитесь на нашей территории по разрешению карнейского короля. Остальные же подданные ингландской короны нарушили границу с оружием в руках и по правилам будут взяты в плен.
Герцог Лоринджер покосился на окровавленные клинки в руках капитана, коротко кивнул и пошел прочь – его никто не задерживал. А капитан усмехнулся и, подняв с земли оброненную ингландцами шапку, начисто вытер клинки и вложил в ножны, висевшие на поясе по обеим сторонам.