Иногда он думал: а может, ему всё приснилось? Не было шприца, резинового жгута, не входила игла во вздутую вену его локтевого сгиба.
У него на руках умер Володя. От потрясения, от усталости после многих бессонных ночей он потерял сознание, впал в короткое забытье и не может точно помнить, что произошло. Он хотел бы верить, что не вливал себе в вену препарат. Это был сон, мираж. Однако не получалось.
Он входил в лабораторию, и под пристальным взглядом Григория Третьего его слегка знобило.
Москва, 2006
Пётр Борисович позавтракал рыночным творогом со сметаной и мёдом, выпил кофе без кофеина, принял утреннюю дозу поливитаминов. Жанна спала в его постели, раскинувшись на бирюзовом шёлковом белье. Спальня была в живых цветах, на низком журнальном столике с ножками в виде львиных лап стояла огромная ваза с фруктами. Зрелище напоминало полотно Рубенса. Пётр Борисович с искренней нежностью поцеловал Жанночку в круглую розовую щеку, оделся и отправился в офис.
Контора его располагалась на верхнем, двадцать седьмом этаже цилиндрического небоскрёба из зеркального стекла, главного здания делового комплекса на юго-западе Москвы. Комплекс принадлежал корпорации Кольта. Кроме офисных помещений, там были спортивный и концертный залы, бассейн, ресторан, небольшая гостиница класса люкс, огромный подземный гараж со своей ремонтной мастерской.
Бронированный джип мчал по эстакадам и туннелям Третьего кольца. Рулил шофёр, Пётр Борисович на заднем сиденье просматривал бумаги, говорил по телефону. После нескольких деловых звонков в трубке возник голос Зубова.
— У нас проблема, — сказал начальник охраны, — старец нервничает, требует телефон, рвётся к компьютеру.
— Зачем?
— Он не говорит, но я думаю, он хочет связаться с Германией и сообщить печальную новость.
— Ну, так пусть сообщит. Все равно скрыть не удастся. Он узнает, раньше, позже, какая разница?
— Очень большая разница. Он должен узнать от неё, при встрече с ней, и ни днём, ни часом раньше.
Кольт хмыкнул и покачал головой. Зубов отличался поразительным хладнокровием, иногда он даже казался Кольту машиной, а не живым человеком. Но тут вдруг явно занервничал, повысил голос.
— Не ори, Ваня, — мягко одёрнул его Кольт, — в любом случае ничего страшного пока не происходит. Пусть уберут телефоны и компьютер. Неужели так трудно справиться с парализованным стариком?
— Все уже убрали, но он требует. Объявил голодовку.
— Ого, даже так? Ну, в его возрасте голод для здоровья полезней, чем переедание.
— Не надо было её к нему пускать.
— Ты жестокий, бессердечный человек, Ваня. У старца так мало радостей в жизни. Они очень интересно пообщались.
— А, вы уже прослушали запись?
— Конечно.
— Вы разве не заметили, что он предупредил её?
— Брось, она ничего не поняла из его лепета. И вообще, ты сказал, она — твоя забота.
Машина между тем миновала несколько пропускных пунктов и въехала в подземный гараж. Кольт поднялся на лифте на двадцать седьмой этаж, вошёл в свою приёмную.
Секретарша Тамара стояла возле принтера, спиной к двери, и не сразу увидела его. Он поздоровался первым.
— А! Ой! Пётр Борисович, доброе утро, — Тома повернулась к нему.
В лотке принтера лежала солидная стопка бумаги. Выполз очередной листок с каким-то текстом и плавно опустился в лоток. Тома растерянно смотрела на своего шефа.
— Ну, что случилось? — спросил Пётр Борисович и ласково улыбнулся.
Тома вытащила из лотка и протянула Кольту стопку бумаги, ещё тёплую от принтера.
— Простите, Пётр Борисович, я не понимаю, что это.
Она десять лет работала на Кольта, была идеальной секретаршей, преданной, аккуратной, всегда все делала правильно, без лишних вопросов и уточнений.
— Откуда оно взялось? — спросил Кольт.
— Пришло по электронной почте.
— Ну и зачем ты распечатала? Мало ли что приходит по почте?
— Оно пришло на ваш личный номер, с пометкой «Внимание! Распечатать срочно для Петра Борисовича!»
Пётр Борисович пробежал глазами мелкие строчки.
— Чёрт, забыл надеть линзы. Ничего не вижу. Прочитай, пожалуйста.
— Все? — спросила Тома, когда они вошли в кабинет. — Но здесь пятьдесят страниц, оно там ещё лезет и лезет.
— Не все, только начало. — Пётр Борисович уселся в кресло. Тома опустилась на краешек стула напротив него, надела очки, откашлялась и прочитала:
«Благочестивая. Дни и ночи».
— Что? — переспросил Кольт.
— Кажется, это такое заглавие. Дальше текст. Читать?
— Валяй.
«Я, не раздумывая, надеваю розовые шёлковые брюки от Гуталлино. Замечаю, что пояс свободно болтается на бёдрах. Сегодня утром моя домработница сказала, что я похудела. Теперь я это вижу ясно. Я выкладываю на коралловое шёлковое покрывало от „Бульчи Погано“ десять блузок. Какую выбрать? Эта, бледно-серая, от „Клефт“ выгодно подчёркивает мою грудь, но недавно я была в ней на открытии ювелирного бутика „Дэйм Эриа“. Меня в ней видела Чичумиха. И сегодня она обязательно явится. Если я приду в той же блузке, она подумает, что мне больше нечего надеть. Беру сиреневый топ от „Фаннитосио“. Да, то, что нужно. К тому же давно пора обновить мой аметистовый гарнитур. Серьги, кольцо и кулон. Десять карат, бриллианты, платиновая оправа. Пусть Чичумиха сдохнет от зависти. Мой гарнитур покруче её мелких изумрудов, в которых она была в бутике. Лифчик под топ не надеваю. Говорят, если худеешь, грудь тоже уменьшается. Но у меня не так. Спускаюсь в гостиную и чуть не падаю. Домработница опять оставила швабру с ведром у лестницы. Она с Украины. Сколько раз я ей говорила, чтобы мыла пол, когда меня нет дома. Вообще, ужасно трудно найти приличную домработницу. Это большая серьёзная проблема».
В приёмной зазвонил телефон. Тома замолчала и вопросительно взглянула на Кольта. Он кивнул. Она подняла параллельную трубку у него на столе.
— Добрый день. Как вас представить?
Звонили из издательства «Бренд», одного из самых крупных издательств России. Пётр Борисович нахмурился и помотал головой.
— Его нет, — сказала в трубку Тома, — пожалуйста, оставьте номер, по которому можно с вами связаться. Да, я обязательно передам. Спасибо. Всего доброго.