Колдун спал, и ему снилась пустота. Пустота была огромной и очень, очень пустой. По краю пустоты, как по вогнутой стенке космического пузыря, полз клоп. У клопа было лицо Хантера и пышные черные усы, явно не принадлежащие Хантеру - словно клоп-Хантер стащил усы из театрального реквизита. Пустота была в миллионы раз больше и величественней клопа, но при этом оставалась пустотой, что давало клопу определенное преимущество. Клоп-Хантер самодовольно пошевелил усами и, ткнув в пустоту лапкой, обвинительно провозгласил: «Не человек!». В ответ пустота расхохоталась. От хохота пузырь лопнул, и клоп-Хантер, кувыркаясь, полетел в стерильный хирургический свет.
Свет горел в кабинете. Еще в кабинете был врач - спортивный и подтянутый, но с лицом, исчерченным ранними морщинами, с синими мешками под глазами, он восседал за большим столом. Похоже, врач злоупотреблял стимулирующими средствами. На диванчике напротив стола сидела мама Колдуна и держала Колдуна за руку. Прекрасные, идеальных очертаний губы матери скривились от горя, и она жалобным - совсем не своим - голосом просила врача:
- Сделайте же что-нибудь! Боже мой, при современном уровне медицины...
- Моя дорогая, - пророкотал врач неожиданно низким голосом. - Боюсь, ничего сделать нельзя.
Голос матери упал, и рука, сжимавшая ладошку Колдуна, дрогнула.
- Он умрет?
Врач улыбнулся, и Колдун неожиданно понял, откуда взялись пышные клопиные усы. Усы принадлежали врачу, он видел врача с этими усами в совершенно другом месте - там, куда врачи обычно не ходят.
- Не так сразу, - успокоил маму врач. - Скорее всего, ваш сын проживет лет двадцать, двадцать пять. При его метаболизме и скорости развития это практически аналогично нормальной продолжительности человеческой жизни... У меня в практике ваш случай не первый. После катастрофы что-то произошло с генами. Темпы развития зародышей ускорились, но, вероятно, ускорится и старение - пока не было возможности проверить это на людях...
Кажется, слова про «двадцать-двадцать пять лет» совершенно успокоили маму, потому что она достала из сумочки баллончик с гримом и принялась поправлять макияж. Нет, это они уже вышли из кабинета и стояли в коридоре перед большим зеркалом. Мама красилась, а Колдун пытался понять, зачем она красится - ведь ее лицо и так безупречно красиво. Она отражалась в зеркале: высокая, стройная и волшебно прекрасная, с пепельными волосами, собранными в сложную прическу. Мать по-прежнему держала Колдуна за руку, но, сколько он ни вглядывался в холодную поверхность зеркала, его отражения там не было. Стоявшая рядом прекрасная женщина, казалось, не замечала ничего необычного - возможно, потому, что смотрела лишь на себя.
Закончив макияж, мать нетерпеливо потянула Колдуна - а он все не шел, он упрямо надеялся, что если не сейчас, то через минуту отражение проявится.
- Пошли!
Мать рванула сильнее. Колдун уперся, и следующий рывок был уже болезненным. Колдуна поволокло в сторону, прочь от зеркала... только никакого зеркало не было. Была пялящаяся в пролом крыши зеленая луна, длинные тени от балок - как кресты на земляном полу. Костер, сложенный Роем в выкопанной в полу ямке, уже прогорел, и от него поднимался вверх тощий сизый дымок. Рядом храпел Хантер, а андроида нигде не было видно.
Колдун приподнялся на локте, как вдруг что-то сильно толкнуло его в бок. Так сильно, что Колдун вместе со спальником слетел с належанного места и откатился в сторону. С того пятачка, где спал Колдун, полетели комья земли. Словно завороженный, он следил за тем, как из расширяющейся норы высунулась темная мордочка. Высунулась, исчезла, а затем ночной копатель показался уже целиком. Тварь была невелика ростом и силуэтом напоминала человека, но более тонкая и угловатая, с резкими пугливыми движениями. Колдун сглотнул, попутно заметив, что опухоль сошла. В остальном хорошего было мало. Он решал, а не заорать ли, когда из раскопа полезла вторая тварь. Первая, поведя башкой из стороны в сторону, на четвереньках пропрыгала к Хантеру. Как лягушка, подумал Колдун. Странная ночная лягушка, которая хочет выпрыгнуть из собственной тени. Тварь наклонилась над охотником и припала к нему. Колдун забарахтался в спальнике, вспоминая, куда сложили оружие. Он уже почти выпутался из мешка, когда перед ним возникла мордочка второй твари: узкая, серая, с фосфоресцирующими глазами то ли кошки, то ли лемура. С секунду тварь пялилась на него, склонив башку к покатому плечу. От подземной нечисти пахло остро и неприятно, как от головки несвежего сыра.
- Уйди, - мысленно приказал Колдун.
Однако, тварь не послушалась, потому что Колдун неправильно настроился. Он говорил со зверем, а тварь, кажется, была не совсем зверем или совсем не зверем. Вместо того, чтобы уйти, она протянула тощую лапку и пощупала лицо Колдуна. Колдун отшатнулся от липкого прикосновения и наконец-то вскрикнул. Тогда тварь распахнула узкогубую черную пасть, и острые зубы впились Колдуну в шею.
Сегодня у Сиби было много дел. Во-первых, следовало проснуться, а просыпалась Сиби всегда долго и неохотно. Так хорошо было спать, свернувшись клубком, уткнувшись носом в коленки, под чуть слышное мерное бормотание Старого. Только холодно. С тех пор, как родные сестренки уснули Долгим Сном и присоединились к Танцу, в сибином отнорке всегда было холодно. Не прижмешься ни к кому. Не отогреешься. Эти мысли окончательно расстроили Сиби, и она проснулась. Проснувшись, умылась длинным язычком, особенно аккуратно вылизав ладони и подмышки. Затем слазила наверх и проверила шкурки. Шкурки очень хорошо подсохли, значит, их можно было присоединить к Экспозиции. Сырые шкурки в Экспозицию не включишь - зачервивеют. Шкурки были мягкие, меховые, очень приятные на ощупь. Отлично. Настроение Сиби резко улучшилось, особенно после того, как, спускаясь к себе со шкурками, она наткнулась на жучиное гнездо и сытно позавтракала личинками. Все еще дожевывая последнюю, особенно мучнистую личинку, Сиби скатилась по ходу вниз, пересекла на четвереньках свой отнорок и вылезла на площадку перед входом. Это было место Экспозиции. Двоюродные сестренки Сиби тоже делали Экспозиции, но очень, очень небрежно. Тут главное в сочетании материалов: твердое, неприятное на ощупь само по себе, но составляющее контраст шелковистым шкуркам, шелестящие надкрылья жуков рядом с шелестящими обрывками пластиковых пакетов. Красиво. Сири, двоюродная сестренка справа, специализировалась по запахам. На вкус Сиби, ее Экспозиция жестоко воняла, а о красоте лучше вообще помолчать. Впрочем, у каждого своя идея прекрасного. Сиби, к примеру, нравилось трогать. Поэтому она сочетала, в правильных пропорциях, мягкое и жесткое, скользкое и шершавое, колючее и гладкое.
Сиби как раз была посреди работы: она уже уложила три из четырех шкурок и прикидывала, куда бы уместить последнюю - когда из правого отнорка выкатилась очень возбужденная Сири. Из ее невнятных вскриков Сиби поняла, что наверху появилось Теплое Место. Теплое Место всегда делали наземники. Сиби думала иногда, что Теплые Места - это что-то вроде Экспозиций у наземников. Сири верещала и требовала поднять на уши всю колонию, но Сиби всегда отличалась большей сдержанностью. Наземников всего двое. Не стоит беспокоить сестренок.