– Хорошо, – смиренно кивнул Кольт, – я буду сидеть, смотреть и слушать. Но ты хотя бы приблизительно можешь сказать, как долго эта бодяга продлится? Опять до утра?
– Не знаю. Возможно, все закончится быстро. Но на всякий случай ты свою подружку предупреди, чтобы не ждала тебя к ужину.
Старик открыл верхний ящик письменного стола, долго неловко рылся в нем, перегнувшись боком через подлокотник кресла, наконец извлек из глубины черную бархатную шапочку, потряс ею, похлопал о колено, выбивая пыль, разгладил и натянул на голову.
– Ну как?
– Отлично. Кстати, я давно уж тебя в ней не видел. А раньше ты, кажется, никогда ее не снимал. Как она называется?
– Калетка. Ритуальная шапочка Мастера стула. Все, что осталось от моего дорогого учителя, Матвея Леонидовича Белкина. На самом деле я не имею права носить ее, я до этой ступени посвящения так и не дошел. Но поскольку сей факт моей биографии никому, кроме меня, не известен, я позволяю себе эту маленькую вольность. Калетка – мой талисман. К тому же голову греет, спасает от сквозняка. Вон, ты куришь, приходится открывать форточку.
Говоря это, старик потирал, разминал, массировал свои костлявые, но достаточно гибкие пальцы.
– Ты что, правда замерз? – спросил Кольт, встал и прикрыл форточку.
– Я в порядке. А ты, Петр, как себя чувствуешь? Уши не заложило?
– Нет. Почему ты вдруг спросил?
– Потому, что домофон заливается, а ты ни черта не слышишь. Иди, открывай.
Встречать посетителей было обязанностью капитана-сиделки. Но Федор Федорович отправил его в ближайший супермаркет за продуктами, и Кольту пришлось выступить в непривычной для него роли швейцара. Трое сотрудников весьма смутились, когда дверь им открыл сам Петр Борисович.
– Не забудь всем дать тапочки! – крикнул старик из кабинета.
Сотрудники смутились еще больше, когда Петр Борисович, присев перед ними на корточки, стал шарить в обувном ящике. Двое принялись помогать ему, прибежал Адам, залился возбужденным лаем. В тесной прихожей образовалась сутолока. Адам успел утащить чей-то тапочек.
Двое мужчин и одна женщина понравились Кольту. Приятные умные лица, отличные манеры, чистая грамотная речь. Старший, седовласый, с бородкой, в джинсах и свитере, напоминал знаменитую фотографию Хемингуэя. Второй, помоложе, выглядел как аспирант технического вуза, очкарик с ранними залысинами над высоким лбом, с мягкой растерянной улыбкой. Добротный темно-серый костюм сидел слегка мешковато на крупной, неуклюжей фигуре. Отставной офицер казался рыхлым увальнем, но это было частью образа, иллюзией. Приглядевшись, Кольт понял, что уже не раз видел «аспиранта». Дима Савельев, майор в отставке. Зубов дружил с ним и считал лучшим в своей команде.
Женщина оказалась невысокой, хрупкой, блеклой. Светло-русые прямые волосы небрежно подколоты на затылке. Карие спокойные глаза, правильные, но невыразительные черты. Чистая нежная кожа, никакой косметики, никаких украшений. Простой черный свитерок, строгая серая юбка до колен. Но когда она сняла сапоги, Кольт заметил, какие у нее стройные ножки. Когда прошла в кабинет, обратил внимание, какая у нее тонкая талия и прямая спина. Свитерок кашемировый, весьма дорогой, и пахнет от нее дорогими духами. Невзрачность – тоже часть образа. На самом деле она изысканно красива, осознает это и очень старательно следит за собой.
Ее звали Ирина. Старшего, похожего на Хемингуэя, Олег. Все по очереди подошли к старику, почтительно пожали ему руку. Он каждому улыбнулся, пробурчал:
– Очень приятно, рад познакомиться.
Кольт заметил, с каким любопытством смотрят все трое на старика. Зубов в своем послании по электронной почте смутно объяснил им цель этого визита. Написал, что Федор Федорович – бывший его преподаватель. Когда-то он имел дело со структурой, с которой связан Фриц Радел, и может рассказать об объекте кое-что интересное.
– Начнем с того, господа, что Фриц Радел – профессиональный гипнотизер. Ремеслу этому он обучался не в цирке, а в Штази, – произнес Агапкин и зябко поежился: – Петр, дай мне, пожалуйста, плед.
Когда Кольт подошел к креслу старика и накрыл ему ноги, он услышал быстрый шепот:
– Сядь так, чтобы видеть всех. Смотри внимательно!
Адам между тем обнюхивал гостей. Постоял немного возле Олега, исследовал одну за другой его штанины, поднял голову вверх, напряженно втянул воздух, пошевелил ушами, замер, потом расслабился, слегка покрутил хвостом и принялся за Диму Савельева. Его обнюхивал дольше и тщательней, поскреб лапой по ноге, как будто привлекая внимание. Дима улыбнулся, потрепал пса по загривку. Адам позволил ему это сделать, вежливо ткнул носом в руку, покрутил хвостом и отошел к Ирине. Она явно понравилась псу. Он нюхал ее, разглядывал, трогал носом и лапой, наконец важно уселся возле ее ног и застыл, иногда подрагивая ушами.
Агапкин расправил плед на коленях и спокойно продолжал:
– Всеми шпионскими навыками наш объект владеет в совершенстве, наружное наблюдение просечет мгновенно, «жучки» обнаружит и снимет, важных разговоров по телефону и в закрытом помещении вести не станет. Кстати, русский он знает не хуже нас с вами, однако тщательно скрывает это. Границу он пересечет со своим настоящим паспортом, но на территории России будет пользоваться поддельным. Их у него минимум два. Документы сработаны безупречно, кроме паспортов есть международные водительские права и пресс-карты. Какие там вписаны имена, неизвестно. Узнать их – вот ваша задача номер один. Она почти невыполнима. Задача номер два еще невыполнимей. Проследить его контакты. И третья задача – определить цель визита. Впрочем, это совершенно невозможно. Олег, я вижу, у вас есть вопрос.
– Да, Федор Федорович. Насколько мне известно, это не первый визит объекта в Россию. Раньше зачем он приезжал?
– Раньше он приезжал ко мне. – Старик быстро взглянул на Кольта, потом на Адама и правой рукой сделал странный жест.
Повернул кисть ладонью наружу, большой палец напряженно оттопырил вниз, средний переплел с указательным и кончиком указательного прикоснулся к губам.
– Можно спросить, с какой целью? – подал голос Савельев.
– Ему требовалась моя консультация по средневековой криптографии. Он занимается историей медицины. Все средневековые врачи были магами, алхимиками и шифровали свои тексты, опасаясь инквизиции. В молодости я служил в секретно-шифровальном отделе НКВД и, в числе прочего, скрупулезно изучал старинные европейские шифры.
Старик вроде бы обращался к Диме, но продолжал смотреть на Адама. Правая рука, до этого неподвижная, медленно шевельнулась. Средний и указательный пальцы были все также сплетены. Безымянный и мизинец прижались к ладони. Кисть двинулась от лица, по своей оси, кончики большого и указательного пальцев сомкнулись, образуя кольцо, и тут же разомкнулись. Большой оттопырился и уперся в подбородок.