— Активность вблизи близка к нулевой, почти на уровне помех. Опасаться нечего. Зато к северо-востоку, в районе Гайд-парка, большое скопление Нано.
— Включить поле, — скомандовала лейтенант Кастинидис. — Код триста восемьдесят семь.
Солдаты одновременно дотронулись до перчаток на левой руке. Силуэты в скафандрах сразу стали размытыми.
— Я бы отлично обошлась без этой громадины в небе, — сказала лейтенант Кастинидис и махнула рукой. — Мощность на максимум. Сияем, как рождественская елка.
Отпечатки следов на снегу.
Камеры. Не забудь про камеры. Камеры следят за тобой. В машине Шарлотта Вильерс прочла ему лекцию об устройстве дирижабля с Земли-3. Камеры по всему днищу, множество камер. Устройство дирижабля, управление дроном и тринским боевым скафандром номер сто один, секретные коды, краткий курс истории Земли-1 — упустишь хоть что-то, и никто не поручится за твою жизнь.
По словам Шарлотты Вильерс, камерами была утыкана нижняя часть и бока дирижабля. Они использовались при швартовке, заходе в доки и погрузочно-разгрузочных работах. Воздухоплавателям гораздо чаще приходится смотреть вниз, чем вверх. Там, наверху, столько камер не нужно, а за верхним хвостовым стабилизатором есть участок, который с камер не просматривается. Мертвая зона.
— Главное, точная посадка, — наставляла его Шарлотта Вильерс. — Будем надеяться, в нужный момент что-нибудь отвлечет их от мониторов.
Эверетт Л взмыл вверх и какое-то время кружил над Марбл-арч и Паддингтоном. Ветер швырял в лицо острую крошку, но после зараженной земли дышалось на удивление легко. Над Бейсуотер он развернулся и взял курс на громадные хвостовые стабилизаторы дирижабля. Интересно, что они здесь забыли? Какая разница, надо сесть, прикрепить устройство, вызвать портал и дать деру. Дрон снизился над Кенсингтон-гарденс. При помощи усовершенствованного Трином зрения Эверетт Л сфокусировал взгляд на стабилизаторе. Цифры и чертежи пробегали по глазному яблоку. Пять-шесть минут — и все будет кончено. Он навсегда уберется из этого ужасного места.
«Эверетт Сингх, я пришел за тобой».
Человек, захлопнувший дверь Хаксли-билдинг перед бушующим роем, успел защелкнуть замок. Впрочем, проникнуть внутрь для двадцать седьмого отряда Эгистрии оказалось не сложнее, чем для Нано. Один удар — и стекло разлетелось вдребезги. Солдаты рассредоточились по вестибюлю, прикрывая гражданских защитным полем.
— Доктор Сингх?
Теджендра разглядывал указатели, автоматы с напитками, доску объявлений, мониторы, кожаные диваны, низкие столики и журналы пятнадцатилетней давности. Пыль толстым слоем покрывала все вокруг, паутина висела в углах, между перилами лестницы и дизайнерской люстрой. Люстра, когда-то сиявшая световым водопадом, сейчас посерела. Никакой содранной краски, рассохшихся половиц, разбитых окон и вездесущей растительности мертвых городов. Словно дверь открыли после летних каникул, а не после пятнадцати лет забвения и наноапокалипсиса.
Запах. Именно он заставил Эверетта застыть на месте. Запах не был отталкивающим или затхлым — напротив, пахло свежо и сильно. Пахло Хаксли, только в сотни раз сильней, чем обычно.
Эверетт знал, что каждому зданию присущ собственный запах: по-особому пахло в школьной раздевалке, на кухне у Рюна, у самого Эверетта в доме. Когда ты возвращался в Хаксли после каникул, запах накатывал и сбивал с ног. Память о запахах недолговечна, но очень сильна. Электричество, оберточная фольга, чернила для принтера, книги, сбежавший кофе, бумажные стаканчики, хвойный освежитель воздуха для туалетов. Мысли. Мысли тоже пахнут, вроде электричества, только тревожней. Так пахнет перед грозой, погожим летним утром, так пахнет первым снегом. Многократно усиленный запах, долгие годы запертый внутри Хаксли-билдинг, мгновенно перенес Эверетта в родной Имперский колледж. Колетт Харт размешивает в чашке низкокалорийный подсластитель для кофе. Пол Маккейб бубнит что-то с сильным северо-ирландским акцентом. Отец.
— Ничего не изменилось, — прошептал Эверетт.
— Что? — не расслышал Теджендра.
— Куда идти, доктор Сингх? — спросила лейтенант Кастинидис.
— Я присоединился к проекту на стадии завершения… Закончил университет, помогал обрабатывать массивы данных. Когда финансирование урезали, вернулся к собственным исследованиям.
— Доктор Сингх, вы знаете, где устройство? — спросила лейтенант Кастинидис.
— Мне кажется, в хранилище. В подвале.
Эверетт расслышал, как Шарки недовольно буркнул: «кажется ему».
— В моем мире первый портал Гейзенберга был тоже построен в подвале, — заметил Эверетт.
— В моем тоже, — улыбнулся Теджендра.
— Вперед, доктор Сингх, — приказала лейтенант Кастинидис. — А мы за вами. Далеко не отрывайтесь.
— Нужно придумать ему имя, — сказал Эверетт, идя за Теджендрой по мрачному центральному коридору, еще пахнущему средством для натирки полов. — Мы с папой всегда придумывали вещам собственные имена.
— У него есть имя — резонатор квантовой сцепленности.
— Я говорю об имени, не о названии. Вроде Инфундибулума.
Теджендра замешкался на пороге пожарной двери.
— Доктор Сингх! — Лейтенант Кастинидис теряла терпение. — Надо спуститься вниз, взять прибор, и обратно. В словесные игры будете играть, когда вернетесь на дирижабль.
«Знает ли она, зачем вообще нужен этот прибор без имени», — гадал Эверетт.
— Сюда и вниз по служебной лестнице, — сказал Теджендра. — Странно, все вокруг кажется меньше, чем я помню.
Рядовой Уинкельман снова включила сканер.
— Что-то происходит. Похоже на информационный поток со стороны Гайд-парка к темной башне, — доложила она.
— Ваша оценка?
— Понятия не имею. Никогда раньше с подобным не сталкивалась.
— «Поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой», — пробормотал Шарки.
— Ладно, спускаемся, — решила лейтенант. — Дайте свет.
По обеим сторонам шлемов загорелись лампочки. Эверетт вспомнил старое ютубовское видео: концерт «Орбитал» в Гластонберри, братья Хартнолл с фонариками на голове. Глупая, банальная мысль. Такие приходят в голову, когда до смерти перепуган.
Первый солдат ногой распахнул дверь. Где-то в подвале вздохнул ветер. Лампочки на шлемах отбрасывали двойные озерца света на стены и лестницу. В компьютерных играх Эверетт никогда не любил красться в мрачных подземельях, каждую минуту ожидая, что фонарь выхватит из темноты что-нибудь ужасное.
Свет на шлемах пробивал путь в сплошной тьме, пока отряд методично прочесывал комнату за комнатой. Везде царил беспорядок: полки опрокинуты, бумаги разбросаны, пластиковые коробки перевернуты. Все, что могло пригодиться в войне с Нано, давно вынесли. Комната за комнатой, хранилище за хранилищем.