Вскоре впереди показался выход из тоннеля – неровный овальный пролом, по краям укрепленный тяжеленными металлическими скобами. За ним виднелся простор очередной каверны, освещенной бледно-розовым, отчего казалось, что путники и их проводник шагают прямиком в остывающий кузнечный горн. Чем ближе подходили они к гроту, который Крумм называл Цветокамнем, тем теплее становилось, и заботинцы даже расстегнули куртки. На границе портала звероморф замедлился, давая возможность насладиться картиной и привыкнуть к красноватому освещению, рожденному потолочными колониями плесени…
Эта каверна оказалась просторной, как и встреченные ранее. Тарелкообразный центр был заселен, а покатые края плавно перетекали во внешние стены-границы, укрепленные знакомыми приборами для контроля и сдерживания подземной породы. В них виднелись уже ставшие привычными провалы порталов-тоннелей; наверху поблескивали в красном свечении струны разумных Локо. Главным же отличием Цветокамня от Средоточия являлось то, что грот не был занят единым поселением.
Дальнюю часть каверны (примерно треть) занимал просторный карьер, выкопанный прямо в дне. По спиралевидным дорогам его стен-ярусов медленно и упрямо ползли груженные рудой паровые телеги и повозки, запряженные рогатыми звероморфами. С легкостью преодолевая немалое расстояние, до ребят долетали мерное уух-бабац-уух-бабац пневматических молотков и задорный лязг обыкновенных ручных кирок.
В ближней части пещеры разместился компактный городок – сам Цветокамень, как пояснил Крумм. На его окраинах высились сортировочные базы и склады, но жилые кварталы и узкие улочки казались самыми что ни на есть обыкновенными, очень похожими на поселки Спасгорода. За исключением того, что местные жители строили свои дома из натурального камня, придавая им форму массивную, тяжеловесную и разительно отличавшуюся от приторно-легкой арсилитской архитектуры.
Рассмотрели близнецы и колонии светящейся плесени на потолке грота (преобладали, как было видно еще из тоннеля, оттенки красного), и подпиравшие потолок колонны, и швартовочные мачты суетливых Локо, разбросанные по всей каверне. Над карьером висело густое серо-желтое облако, неспешно втягиваемое в массивные установки по очистке воздуха. Допотопные предшественники Потока дрожали, гремели и дребезжали, грозя развалиться с минуты на минуту. Но с задачей пока справлялись, исправно всасывая вихрящиеся струи каменной пыли…
Постояв пару минут, Крумм шагнул на дорогу, уводящую к поселку. Переглянувшись, наши герои поспешили за ним, все еще приходя в себя – ну кто в здравом уме и трезвой памяти вообще поверит им, когда они расскажут, что под Спасгородом творится такое?!
Идти стало легче – теперь тройняшки и зверь двигались под уклон.
Настя украдкой осматривалась. Витя пальцем чертил на ладони мудреную схему, пытаясь хотя бы примерно предположить (впрочем, безрезультатно), под какой из полян города они оказались теперь. И только Дима вертел головой во все стороны, даже забыв про больную ногу. Заметил шагающие машины, очень похожие на ходунов Глиняных Следопытов (те волокли невысокие тачки с грузами или пассажирами), а также несколько наглухо обшитых листовым железом самокатов, пробиравшихся сквозь коралловые рощи на окраинах грота в окружении белоснежных облаков пара. Он же первым обратил внимание, что дома местных гулов больше напоминают армейские бункеры, а Цветокамень совсем не имеет ни городских стен, ни дозорных вышек.
– Поля… то есть каверна, конечно же… – обратился он к четвероногому проводнику, – эта каверна вообще не охраняется?
– Гулов Цветокамня невыгодно трогать, – охотно ответил Крумм, глядя на дорогу и помахивая хвостом. Казалось, после того как они покинули владения арсилитов, кот немного успокоился и перестал все время держаться настороже. – Они самые талантливые шахтеры и добытчики во всем Катакомбурге. Ограбить их – плюнуть в лицо всем кланам. А войн на истребление здесь почти не ведут. Противостояния сводятся к редким набегам на враждебных соседей. Или честным судебным схваткам… Если, конечно, Крумм не вспомнит Чистку Первой Трансмутации. Но этого Крумм помнить не может.
– Значит, гулы Цветокамня – мирный клан? – недоверчиво уточнил Витя, всматриваясь в узкие, будто бойницы, окна городских домов и щелевидные иллюминаторы самокатов.
– Верно, – важно кивнул звероморф. – А если доходит до набега обезумевших от жадности соседей, – добавил он, словно проследив за взглядом мальчика, – то каждый дом поселка превращается в неприступную крепость.
– Почему же тогда арсилиты Славорода обнесли свой город колючками и выставляют дозоры? – удивилась Настя, включаясь в разговор. – Они чего-то боятся?
– Все дело в мозгах, – фыркнул Крумм так, будто откусил что-то кислое или протухшее. – Агрессия, зависть, тщеславие. Такими их создала Мать Природа после Развилки Идентичности. А еще Славород постепенно подминает под себя кланы сородичей. Крумм на его месте тоже был бы постоянно готов к ответному удару.
Поселок приближался.
Мимо путешественников оглушительно прогромыхал открытый самокат со здоровенной цистерной в задней части. На водительском сиденье восседал крепкий бритоголовый мужичок, покрытый татуировками. Выступающей вперед челюстью и вытянутыми ушами водовоз сразу напомнил ребятам воинственных Следопытов, но на этом сходство заканчивалось, и они облегченно выдохнули.
Подземный ветер все чаще бросал в лицо пыль, принесенную с карьера. Красное свечение, падавшее с потолка каверны, окутывало Цветокамень таинственными и мрачноватыми красками, заставляя вспомнить о системах аварийного освещения родного Спасгорода.
– А местные не выдадут нас арсилитам князя? – пытаясь просчитать все последствия их визита в поселок, спросил Виктор, поправляя треснувшие очки.
– Нет. – Крумм игриво поддел когтем лежащий на дороге камень, отправляя его в коралловый куст. – Гулам Цветокамня нет дела до клана Сильнейших. Грот остается символом нейтралитета между двумя расами. Даже если шпионы Славорода заметят Крумма и его друзей, напасть не решатся.
– Побоятся?
– Не захотят портить отношения с купцами. Обитателей Цветокамня интересуют только самоцветы. И торговля. Они вообще что угодно готовы продать или купить. Могут и собственный дом, если устроит цена. Но только не рабов и не пленников. Брезгуют.
Такое объяснение определенно успокоило тройняшек, и они зашагали чуть бодрее. Димка даже начал легкомысленно насвистывать, теперь изучая местных жителей без опаски, с откровенным интересом. А посмотреть было на что…
Как и Глиняные, цветокаменцы оказались коренасты, невысоки и широкоплечи. Кожа их потемнела от въевшейся карьерной пыли, став темно-коричневой. Одежда (в основном песочного цвета) отличалась простотой и надежностью; многие встречные были вооружены кинжалами, причудливыми пистолетами и боевыми палицами. Как знак некоего социального отличия, часть мужчин носили длинные грубые перчатки из желтого материала, похожего на брезент; на запястьях плотно сбитых женщин виднелись желтые и белые браслеты, позвякивающие при ходьбе. Немало мелькало и упомянутых ранее самоцветов: как качественно оправленных в драгоценные металлы, так и простеньких, собранных в бусы, серьги или подвески.