– Нет.
– Наркотики?
– Нет, – Алиса нахмурилась, – почему вы не можете ответить на простой вопрос: как чувствует себя Деннис Шервуд? Что с ним? Я хочу его увидеть. Я хочу поговорить с врачом.
– Потому, леди, – он перешел на английский и понизил голос, – потому, что врач констатировал смерть. Господин Шервуд умер под водой. Врач уже ничем не мог ему помочь. Вот так, леди. Я не хотел при ребенке…
Катер причалил. На пристани, у трапа, ждала машина «Скорой помощи». Вынесли носилки. Тело было полностью закрыто простыней. Максим уткнулся лицом Алисе в плечо. Толпа пассажиров стала спускаться по узкому трапу. Алиса тупо смотрела, как прошествовало многочисленное арабское семейство, потом французы. Девочка лет восьми, которая тоже ныряла с маской, всхлипывала на ходу, что-то возбужденно рассказывая родителям.
Арабский дедушка отстал от семейства. О нем, кажется, опять забыли. Он, сгорбившись, проковылял к трапу. Алиса машинально проводила его глазами. Он обернулся, взглянул прямо на нее сквозь темные очки, застыл на миг, задерживая остальных, а потом, как бы опомнившись, сбежал по трапу на пристань. Быстро, ловко, совсем молодо. И тут же растворился в небольшой толпе.
Всю дорогу до гостиницы Максим молчал и плакал.
– Мамочка, давай улетим домой. Я не смогу здесь отдыхать, загорать на пляже, развлекаться… Я хочу домой. Мне здесь страшно…
Алиса чувствовала только ледяную пустоту внутри. Когда они вошли в номер, она отыскала конверт с обратными билетами. На конверте был телефон авиакомпании.
– Здравствуйте. Я хочу поменять билеты, – произнесла она деревянным голосом в трубку, – мы должны улетать через пять дней в Москву из Тель-Авива. Нам необходимо улететь раньше. И, если возможно, прямо из Эйлата, – она назвала фамилию и номер рейса.
– Есть два места на восьмое, отлет в три сорок пять утра, но только из Тель-Авива, из Бен-Гуриона. Из Эйлата самолеты летают в Москву раз в неделю. Ближайший рейс через четыре дня, – ответила девушка на другом конце провода.
Алиса прикинула: если выехать завтра утром, к вечеру они будут в Тель-Авиве. Ночью улетят. Утром будут в Москве. Все нормально.
– Да, спасибо. Этот рейс нам подходит. Положив, трубку, она села рядом с Максимом, обняла его за плечи.
– Мамочка, он так бился… у него были судороги… я все видел. Он выгибался дугой, как будто сошел с ума, пытался сорвать с себя маску прямо под водой, и не мог. Я сначала взял его за руку, но он вырвал руку, он как будто не видел меня, не чувствовал ничего. Его пытались поднять на поверхность четверо мужчин, а он отбивался руками и ногами. Это никакой не сердечный приступ. Что-то другое. Что-то психическое, как будто у него были галлюцинации. Он бился, дрожал, а потом сразу обмяк и стал весь как тряпочный. Он умер там, под водой. Совсем умер, мамочка. Он очень здоровый, сильный, даже не курил. Он арабов в Иерусалиме раскидал, как профессионал…
«Эпилепсия? – подумала Алиса. – При эпилепсии вряд ли человек решился бы нырять с аквалангом. Но если все было именно так, как Максимка рассказывает, это действительно не похоже на сердечный приступ». Уж про болезни сердца Алиса знала почти все. Конечно, всякое бывает в воде, даже с совершенно здоровыми людьми. Но слишком неожиданно. Деннис отлично себя чувствовал, ел с аппетитом, улыбался. Крепкий, сильный, совершенно здоровый сорокалетний мужчина…
– Малыш, в жизни много случается ужасных вещей. – Она гладила Максимку по голове, произносила какие-то глупые утешительные слова, старалась изо всех сил держать себя в руках.
Ей тоже хотелось плакать. От того, что она совсем мало знала этого американца, жалость не убывала, вспухала внутри удушливой, горячей волной, подкатывала к горлу.
Стоял теплый солнечный день, из бассейна слышался веселый плеск, смех, курортная жизнь шла своим чередом. Надо было как-то убить остаток этого ненужного дня. Невыносимо идти на пляж, в ресторан, даже просто гулять па нарядной набережной.
Алиса включила чайник, взяла Максима за плечи, отвела его в ванную, умыла холодной водой, умылась сама.
– Давай-ка, малыш, попьем чайку и будем потихоньку собираться.
И вдруг зазвонил телефон. Алиса вздрогнула. Еще ни разу никто не звонил им в номер.
В трубке молчали.
– Вас не слышно. Перезвоните, – сказала Алиса. Но трубку класть не стали. До нее доносилось тихое чужое дыхание. Самое скверное, что она поняла, кто это молчит и дышит. И сразу перед глазами возник арабский старец в темных очках, легко и молодо сбегающий по трапу.
Когда наконец послышались гудки отбоя, она бросилась вон из номера.
– Максимка, не клади трубку! Я сейчас…
– Мам, ты что?! – Максим такудивился, что даже всхлипывать перестал.
– Потом объясню!
Перед тем как войти в фойе, она замедлила шаг, несколько раз глубоко вздохнула. У стойки администратора стояло трое полицейских.
«Стоп. Это тебе не Россия. Если ты сейчас станешь просить, чтобы выяснили, откуда был звонок, то возникнет столько вопросов, что тебе придется задержаться в этой стране до старости. Да и какой смысл выяснять? Что тебе это даст? Звонили по сотовому либо из городского таксофона…»
Она шагнула к стойке.
– Простите, я хочу предупредить, завтра рано утром мы уезжаем.
– Из какого вы номера, мэм? – вскинула глаза девушка-администратор.
– Из восьмого.
– Но у вас еще осталось пять дней.
– Обстоятельства изменились. Нам… Алиса запнулась, заметив, как внимательно смотрят на нее трое полицейских.
Среди ночи Натан Ефимович проснулся оттого, что вокруг него разговаривали, суетились. В глаза ударил яркий свет фонарика.
– Все, профессор, мы уходим, – сказала Инга, тронув его за плечо, надеюсь, никаких сюрпризов с вашей стороны не будет? Одевайтесь. – Она бросила ему черную хламиду и клетчатый платок. Сама она была одета как бедуинка.
– Опять маскарад? – спросил Натан Ефимович, сладко зевнув.
– Не огорчайтесь, профессор. Есть один приятный сюрприз для вас, произнес мужской голос по-русски.
Бренер оглянулся. У него за спиной сидел на корточках старик-араб с седой бородой. Вглядевшись, Натан Ефимович с трудом узнал Карла.
– Отлично выглядите, партайгеноссе.