– Мне эти вопросы вовсе не кажутся напрасными и глупыми. С трудом верится в случайность, – он произнес это очень тихо и медленно, – однако местная полиция категорически отрицает какой-либо криминал.
– Конечно, – кивнула Алиса, – ну какой может быть криминал? Несчастный случай…
Они помолчали. Алисе стало не по себе под пристальным взглядом добрых, мягких светло-голубых глаз американца. Совсем недавно они точно так же сидели с Деннисом, и тоже взгляд у него был слишком пристальный, неприятный. Возникло тревожное чувство: какой-то вкрадчивый подтекст стоит за словами, за вопросами. Чего-то от нее хотят – нечаянной оговорки, а возможно, нервного приступа откровенности. Так смотрят на человека, которому есть что скрывать.
– Знаете, Деннис говорил мне, что вы выглядите напуганной, вы зажаты, неконтактны, – американец быстро притронулся к ее руке, – ему показалось почему-то, что вы здесь случайно встретили неприятного старого знакомого, и эта встреча подействовала на вас угнетающе. Впрочем, Деннис большой фантазер. Я сказал ему, что он, вероятно, пытается найти уважительную причину вашего прохладного отношения к нему. Я спросил: а тебе бы хотелось, чтобы русская леди после двух дней знакомства бросилась к тебе на шею? Он ответил: да, именно этого мне хочется. Ужасно хочется. Вы всерьез ему понравились, Алиса. Он ведь очень одинокий человек. Есть отец, сестра и племянник. С женой он развелся два года назад.
– Да, я знаю, – кивнула Алиса.
– Так кто был прав? Я или он? – Баррет слабо улыбнулся.
– Что вы имеете в виду?
– Вы были в постоянном напряжении оттого, что случайно здесь кого-то встретили или просто ухаживания Денниса вас тяготили? Я понимаю, что лезу не в свое дело, но хочу вам сразу объяснить. Мне придется сообщать отцу и сестре Денниса, сопровождать тело в Детройт. Я знаком со стариком. Ему семьдесят шесть лет. Можете представить, в каком он будет состоянии. Единственный шанс хоть как-то смягчить страшный удар – очень много говорить, подробно рассказывать о последних днях. Старику будет все важно, каждая деталь, каждый штрих. Вот поэтому я и спрашиваю вас о том, о чем бы ни за что не спросил в иной ситуации. Вы понимаете меня, Алиса?
– Если это так важно, вы можете сказать отцу Денниса, что случайная русская леди, с которой его сын познакомился в Эйлате, ответила ему полной взаимностью, влюбилась по уши.
– Именно так я и скажу. Хотя, конечно, это не правда… Я старый сентиментальный человек, но вы вряд ли поверили сейчас в мою сентиментальность. Ладно, Алиса, буду с вами откровенен. Дело не в отце Денниса, хотя, конечно, мне придется встретиться с ним. Дело совсем в другом. Местная полиция заинтересована, чтобы случившееся не стало серьезным событием в жизни курортного города. Смерть американского гражданина должна быть скоропостижной смертью, вызванной скрытым внутренним недугом, но никак не внешними причинами. Даже несчастный случай им удобней исключить.
– Я понимаю, – кивнула Алиса.
– Это хорошо, что вы понимаете. Так вот, у них, у израильтян, свои интересы, а у меня, американца, свои, совсем другие. Я бы все-таки хотел выяснить точно, совершенно точно, почему умер Деннис Шервуд, мой бывший студент. У посольства есть такая возможность. Небольшая, конечно, но есть. И без вашей помощи нам будет значительно трудней это сделать. Вы – единственный наш свидетель. Я не имею права задерживать вас здесь, везти в Тель-Авив, чтобы там вы дали подробные свидетельские показания нашей службе безопасности. Да и не стал бы я этого делать, даже если бы имел такое право. Я не сомневаюсь, что вы расскажете мне очень подробно о последних днях, часах и минутах Денниса. Ведь вам нечего скрывать, Алиса. Поэтому вы все расскажете. Я прав?
– Конечно, – кивнула Алиса, – я расскажу.
«Вот не провел бы я столько времени в грязи, разве доставила бы мне такое удовольствие обыкновенная горячая ванна?» – думал Натан Ефимович, закрывая глаза и с наслаждением вдыхая свежий сосновый аромат.
Ванна, положим, была не совсем обыкновенная. Овальная джакузи нежно-розового цвета. Краны, краники, сливные дырочки – изысканные композиции из матового фаянса и сверкающего хромированного никеля, настоящие произведения санитарно-технического искусства.
В хитром зеркальном шкафчике с раздвижными дверцами имелся полный набор дорогих гигиенических средств – несколько сортов зубной пасты и шампуней, ополаскиватели для волос и для рта, гели для бритья и после бритья, баночки с кремами, мужской одеколон «Рафаэлло», щетки и щеточки для зубов, для ногтей, для волос, для массажа лица и тела, еще множество всяких милых мелочей. Кроме того – пушистые полотенца, пара халатов, тапочки.
Если учесть, что все эти миллиардерские радости не на твердой земле, не на какой-нибудь вилле, а посреди моря, внутри белоснежной, отделанной мореным дубом посудины, то прямо дух захватывает. Умеют жить умные люди, умеют себя любить и уважать, дай им бог, бандитским мордам, всяческих проблем и неприятностей…
Конечно, в первый момент собственное отражение в зеркале подпортило удовольствие. Но Бренер просто зажмурился, чтобы не видеть свою осунувшуюся, поросшую седой щетиной, покрытую красно-серыми пятнами физиономию, свалявшуюся, как войлок, шевелюру, черные круги под тусклыми усталыми глазами. Так, зажмурившись, постанывая, покряхтывая, скинул ненавистную бедуинскую хламиду, свернул в ком вместе с собственной грязной одеждой и, прежде чем залезть в волшебную джакузи, швырнул все это пинком за дверь ванной комнаты, повернул ручку, радостно отмечая, что впервые за эти дни он остался один, за запертой дверью, совершенно один, и нет рядом ни дуры Инги с ее пушкой, ни мрачных амбалов-арабов, ни вежливого Карла.
То есть, конечно, вся компания здесь, на яхте, однако их не слышно и не видно. Журчит водичка, небольшая, скромная с виду яхта покачивается на мягких волнах Средиземного моря. И что самое поразительное – все ближе к России подплывает эта красивая посудина, игрушка какого-нибудь бандита-миллиардера. Греция, потом Болгария, а дальше… Ну почему, спрашивается, от одной только мысли о Москве так больно и сладко вздрагивает сердце?
Натан Ефимович засмеялся. Как просто размякнуть старому еврею. Довольно лишь горячей ванны с сосновым ароматом после трех дней вонищи-грязищи. Благородные бандюги везут его не в трюме с гнилой соломой и шустрыми крысами, не в железном ошейнике на цепи, а со всеми удобствами. Как равного, мать твою… Интересно, неужели яхта принадлежит гражданину России? Хотелось бы посмотреть на это чудо. Для человека, покинувшего Советский Союз в 1978-м, русский миллиардер – это действительно чудо, что-то вроде марсианина или двухголового теленка.
«Посмотришь еще, наглядишься, – сказал себе Натан Ефимович, – лучше подумай, как станешь выкручиваться из бандитской игры. Однако чего сейчас-то думать? Я пока не знаю ни игроков, ни правил. Этот Карл, вероятно, очень крупный международный террорист. Жалко, я не любитель теленовостей и газет. Было бы не вредно в моей ситуации хоть немного разбираться в политике».